Половина неба

Цвета тут такие, что чувство, будто сам покрыт пыльцой, золотой и бурой. Тень от меня охряная, воздух вокруг меня бежевый, облака надо мной цвета слоновой кости, шоколадными делаются мои зрачки, бронзовеет кожа, от бетеля краснеют зубы, и что бы я делал без Wrigley’s. Черный кофе мне только снится, зато чай заваривают до черноты, чайник — quarter приблизительно. Здесь нет монет — их давно заглотила инфляция, но зато где бы еще я с тех самых лет увидел купюры с пятиконечной звездой. Да, кстати. Один из генералов — с чудесным именем Не Вин — большой поклонник нумерологии. Считается, что его числа — 3 и 9. Поэтому есть, немного, но есть, купюры с номиналом 45 и 90.

Рангун зелёный, совсем не такой, как обычно в Азии. После Куала-Лумпура кажется просто парком, посреди города — и в самом деле парк с прудом, в котором, как гласит табличка, бирманские воины омывали свои мечи от крови колонизаторов во время англо-бирманских войн. Слово «Бирма», впрочем, запрещено, его как бы нет. Вообще, я словно провалился в наше детство, только сказанное на незнакомом языке. По государственному телевидению — исключительно новости и патриотические песни, в газете — призывы генералов к населению: «Неустанно крепить оборону нашей Родины. Развивать сельское хозяйство как основу.». Не представляю себе, каким образом в совершенно другой стране, в одном из самых глухих углов мира, всё это приняло точно такую же форму, до смешных мелочей. Но ничего не сравнится с девочками, играющими в резиночку. Ничего. Жаль, я не понимаю языка, уверен, что и школьные поговорки у них такие же.

Купил Андрею монет и бумажных денег, для коллекции. Японские оккупационные рупии, с печатями военной администрации и гонконгские доллары, очень странная вещь. На одну сторону смотришь — вроде, доллары как доллары, ну, понятно, что не американские, а какие-то, но всё равно. А переворачиваешь — там по-китайски. Меня учили делать такие игрушки в Университете — наливаешь в пробирку раствор медного купороса в воде и чего-то зелёного в чём-то органическом, — запаиваешь, а потом встряхиваешь — встряхиваешь, встряхиваешь, а они не смешиваются, только на время. Единственная, видимо, полезная вещь, которую я вынес из нашего курса химии. Ну не полезная, ладно, забавная. Надеюсь, ему понравится. Ну, или, по крайней мере, произведёт впечатление на одноклассников. У них такого точно нет (тут должен быть смайлик).

Что я скажу тебе, если просто? Просто: я думаю, что вот же, сколько лет. И кто бы мог подумать. И кто бы знал. И в частности, что мир устроен так: в нем есть объекты, много разных — люди, обезьянки, мороженое, кошки, третьи ноги, десятилетние мальчики с патронташами, призрак Ширли Темпл, твоя заколка, потеющий объектив, маки, лотосы, тополя, — и из всего этого лучшее — ты. Не лучшая из моих знакомых, из женщин вообще, из всех людей, кошек, лотосов, обезьянок, но из всех объектов божьего мира, и ты извини, что я пишу тебе это, но я приучил себя с некоторого момента, что эти вещи надо говорить, обязательно, сразу, не откладывая ни на день. Потому что. Потому что времени мало, и когда бог создавал его, он создал его недостаточно.

Все хорошо, в общем. Хорошо, когда тепло, хорошо, что вот вечереет, жара спадает, хорошо, что я говорю с тобой, как ни с кем, и теми же фразами, тем же голосом, словом, всё хорошо, и если бы ты была рядом, я бы нашел для тебя мороженое, хоть где. Спокойной ночи, всё хорошо. Хорошо, что кончается ночь, приближается день. Сохрани мою тень.

13 февраля 1984 года

«На центральном телеграфе стоят разменные автоматы, которые меняют монету в 20 копеек на 4 монеты: 15, 2, 2 и 1. 15 меняет на 10, 2, 2 и 1, 10 на 3, 3, 2 и 2. Петя разменял один рубль двадцать пять копеек серебром на медь. Вася, посмотрев на результат, сказал: «Я точно знаю, какие у тебя были монеты!» — и назвал их. Назовите и вы…»