Половина собаки

Незадолго до Октябрьских праздников пионервожатая школы пришла после уроков в наш класс и объявила:

— Если вы будете старательными и будете хорошо учиться, то сможете вскоре вступить в октябрята. Хотите?

— Да-а! — ответили мы хором.

Тогда пионервожатая рассказала нам, что значит быть октябрятами, рассказала, почему Октябрьские праздники отмечают седьмого ноября, и прочла вслух заветы октябрят.

— Завтра познакомлю вас с вашей будущей вожатой октябрят. Ее зовут Марикой, она учится в четвертом классе. У Марики с первого класса в табеле одни пятерки, так что она будет для вас примером в учебе. Вы всем классом вступите в октябрята? — спросила пионервожатая.

— Но учительница, разве и Тийна вступит? — изумилась Тайми, та самая, которой бабушка помогала делать домашние задания.

— Конечно, — сказала пионервожатая. — Почему же Тийна не должна вступать?

— Но ведь она же неаккуратная, не соблюдает чистоту и не старается, как требует закон октябрят! — объявила Тайми.

— Октябрята — богатые дети! — сказал Вармо. — Не какие-то горемыки!

Пионервожатая засмеялась:

— Ты, Вармо, верно, не понял: чтобы стать октябренком, совсем не требуется быть богатым. Богатство вовсе не главное в жизни.

— Я, во всяком случае, в октябрята не вступлю, если Тийна вступит! — крикнул Вармо. — И другие не вступят тоже, — добавил он чуть потише.

Вармо в тот раз что-то натворил и поэтому сидел «в наказание» рядом со мной на передней парте. Я не осмеливалась даже взглянуть в его сторону: чувствовала, как глаза начинало щипать и слезы подступали к горлу. Встать и выйти из класса я тоже не осмелилась, вот и сидела, опустив голову, и глотала слезы.

— Остальные могут идти, а Тийна и Вармо останутся, — сказала пионервожатая. Она была молоденькой, и если бы на ней была школьная форма, ее можно было бы принять просто за ученицу восьмого класса.

— Скажи, Вармо, — спросила пионервожатая тихо, когда мы остались втроем, — ты сам укладываешь вечером в ранец свои школьные вещи?

— Конечно… Ну… мать все-таки проверяет. Иногда смотрит старуха… ну, это бабушка… так мы ее называем.

— И какую еду ты умеешь готовить?

— Я-то? — Вармо засмеялся. — Хлеб умею резать!

— Так… А кто приводит в порядок твою одежду — стирает, гладит? Мама? Бабушка?

— Ну, еще и отец заботится тоже, — сказал Вармо. — Он вчера купил мне новый велосипед, обещал и ролики, если появятся в магазине.

— Вот видишь, о тебе заботится несколько человек! А знаешь ли ты, что Тийна все делает дома сама? Подумал ты об этом? Тийна, скажи, какую работу по дому ты умеешь выполнять?

Я чувствовала, что если произнесу хоть слово — заплачу, поэтому не произносила ни звука.

— Пол мыть умеешь? — спросила вожатая.

Я кивнула.

— А гладить? Готовить еду? Топить печь? Мыть посуду?

— Да тут и нечего уметь, — наконец вымолвила я. — Мыть посуду — ведь это так просто!

— Так что, Вармо, не надо быть столь торопливым в своих решениях — сперва подумай, потом говори! — сказала вожатая.

— А ее мать — пьяница! Во!

— Кто тебе это сказал?

— Все говорят! — Вармо махнул рукой. — И мой отец говорит, что Линда и черта к себе пустит, если придет с бутылкой в кармане!

— И откуда твой отец об этом знает? — допытывалась вожатая.

— Да он сам туда ходит, а потом устраивает дома комфлит!

— Конфликт, — поправила вожатая.

Я испугалась, что теперь она спросит у меня, правда ли это. Но пионервожатая немного помолчала и потом сказала:

— Видишь ли, Вармо, в старину, когда люди были глупее и злее, говорили, что за грехи родителей расплачиваются их дети. Это действительно глупый и несправедливый принцип. В наши дни людей ценят за то, что сами они собой представляют, а не за то — богатые ли их родители, или влиятельные, или… Так что… оставим этот разговор. Можете идти домой. Всего хорошего!

Я возилась с ранцем и ждала, когда Вармо выйдет из класса, мне не хотелось идти в раздевалку вместе с ним.

— Что ты качаешься, голова с похмелья болит, что ли? — спросил Вармо.

Я не ответила.

— Когда ты опять пойдешь сдавать бутылки в лавку? — продолжал задираться Вармо. — Онемела, что ли?.. Или молоко, которое ворует твоя мать в коровнике, в горле застряло?

— Моя мама не ворует!

Несправедливое обвинение разогнало всю мою печаль, в глазах у меня почернело.

— Ого! — усмехнулся Вармо. — Да все бабы, кто в коровнике работает, воруют молоко, про это каждый баран знает!

— Если каждый баран, то и ты в том числе!

Лицо у Вармо сделалось пунцовым.

— Ты… ты… ты Горемыка несчастная! Водка-Тийна! Водка-Тийна!

И вдруг… Я и сама не знаю, как это произошло. Только вдруг я почувствовала, что пальцы мои впились в толстые щеки Вармо, и я сжимала, сжимала что есть силы…

Вармо завопил и ударил меня так сильно, что я упала и ударилась головой о парту.

— Проклятая дикая кошка! — прокричал Вармо и выбежал из класса.