Половина собаки

— Это я давно заметил, что все интересное придумано и сделано еще до нас! — Мадис огорченно махнул рукой. — Я-то думал, что уголок краеведения в школе — это просто так, ради моды, что ли… Ну всякие спицы и цепы развешаны по стенам, но ведь ими больше не пользуются. А в те альбомы я и вовсе никогда не заглядывал…

— Насколько я успел заметить, в школьном музее краеведения нет никаких материалов о первых пионерах Майметса, стало быть, и тебе, Мадис, оставлено интересное дело, — усмехнулся учитель.

Труута спросила расстроенно:

— А искать сокровища мы, значит, теперь больше не будем? Нашли бумаги, и пусть следующие поколения занимаются золотом, серебром и хрусталем?

— Отчего же! — сказал учитель. — Вот приведем погреб в порядок и…

— Но эта бумага… Разве там нет какой-нибудь стрелки или еще какого-нибудь намека не дано? — спросила я.

— Ах, черт знает, кто обронил эту бумагу, — учитель махнул рукой. — По-моему, уже само существование такого погреба — счастье! Теперь реставрируют всевозможные старые дома, даже самые убогие, а у нас есть совершенно неиспользуемый погреб, булыжником выложенный. Да ведь сюда можно перевести хотя бы тот же музей краеведения.

— Здесь можно устроить школьное кафе! — предложила Труута.

— Помещение для гимнастики надо бы, долго ли мы еще в актовом зале будем баловаться? — заметил Эльмо.

— Шутники! — усмехнулся Мадис. — Кроме как хранить мороженое, погреб ни на что не годится! Отопления же в нем нет!

— Мы с директором это уже обсуждали, — сказал учитель. — С помощью совхоза мы что-нибудь придумаем. А на сегодня, пожалуй, достаточно. Скоро уже два часа, ваши матери, должно быть, беспокоятся.

— Ох ты! — испугался Мадис. — Оль, нам придется поспешить! Умоемся и рванем на автобус!

— А завтра опять приходить? — спросил Олав.

— Явка добровольная, — улыбнулся учитель. — Кто хочет работать и не гонится за большими сокровищами, с теми завтра продолжим! До свидания!

9

Я шла домой, и на сердце у меня было опять тяжело. Уж если человек не может жить так, чтобы на душе у него вообще не было забот, то пусть уж было бы не больше одной кряду. У меня и так хватает беспокойства из-за мамы, а тут еще!.. Дома я заперла за собой дверь на ключ и наконец посмотрела, действительно ли это пропавший бумажник Мадиса. Да, сомнений не было. Надорванная застежка-молния, сто двадцать рублей семьдесят шесть копеек, надпись: «МАМЫ КАШЕЛЕК». Мы с Олавом вообще-то довольно искусно подделали бумажник, только одного мы не сумели — повторить детскую ошибку. Потому-то Мадис так быстро нас разоблачил!

Но что же теперь-то делать? Пойти к Тынису и приказать ему вернуть бумажник Мадису? Ведь это же совершенно бесспорно, что именно Тынис стащил бумажник. Вчера он долго пытался выбраться из ямы, и, наверное, тогда-то бумажник выпал у него из кармана. Но Мадис и без того Тыниса не переносит, а что же будет еще тогда, когда выяснится, что он-то и есть главный виновник? Вдруг еще Мадис так рассвирепеет, что убьет его?

Но… но, может быть, Тынис и не стащил (мне никак не хотелось употреблять слово «украл»), может, он просто нашел бумажник, но не успел отдать его Мадису? Может быть, он сейчас лежит больной в постели, слабенький, какой он и есть, простыл вчера, и теперь у него насморк и температура… Лежит одинокий в постели, потому что тетя его до вечера выдает в школе учебники… Лежит, и у него душа болит за Мадиса… Откуда ему знать о нашей вчерашней складчине или о моей сегодняшней находке.

Мне случалось с мамой несколько раз ходить к учительнице Тали, и хотя она тогда открывала нам дверь, теперь возникло жутковатое чувство при мысли, что вдруг тетя Тыниса уже дома и может открыть мне дверь и спросить, зачем мне нужен Тынис. Поэтому я обрадовалась, встретив возвращавшуюся из магазина Тийну. С Тийной хорошо, она не любопытная и не любит пустых сплетен, ее я осмелилась позвать с собой к Тынису.

— Будь миленькая, пойдем со мной! Мы там недолго, мне надо только отдать ему одну вещь. Одной так неловко идти, вдруг еще навстречу выйдет Тали и удивится, — упрашивала я Тийну, и она согласилась зайти на минуту к Тынису.

Он сам открыл дверь. Ничуть он не был болен.

— Ты по делу или как?

— У Мадиса, пожалуй, было бы к тебе дело, — сказала я, давая ему понять.

— С Мадисом у меня нет никаких дел. — Тынис пожал плечами.

Это лишило меня дара речи. Я молча достала из полиэтиленовой сумки бумажник и показала его Тынису. Он уставился на бумажник и, похоже, в свою очередь онемел. Тогда я спросила:

— Небось тебе это знакомо? Не следовало бы тебе вернуть это Мадису?

— Ах так! — Тынис усмехнулся. — Стало быть, это ты и есть столь ловкая карманщица? Так вытащить из кармана… Здорово! А теперь хочешь сделать меня козлом отпущения, да?

Тийна, наверное, не поняла ничего, кроме того, что Тынис несправедлив ко мне, и крикнула:

— Все ты врешь! Пилле — честная девочка!

— Ку-ку! Золушку приемный отец тоже выпустил погулять? — насмехался Тынис. — А сам небось вместе с отцом Мадиса справляет где-то праздник?