Половина солнца

Я закрыл глаза. Не получалось. Было слишком жарко.

Я сгорал. Снова и снова. Падал и поднимался. Умирал и возрождался. И горел. Вечность. Миллиарды лет… Такое было ощущение.

Боль пронизывала насквозь. Сердце билось и замирало. Кожа осыпалась и срасталась.

Больно. Это было очень больно.

А со временем боль притуплялась.

Я схватился за кровать. Она тоже загорелась. Огонь был везде. Везде. Преследовал, загонял в угол.

Я забился туда, пытаясь закрыться от пламени руками. Их опалило жаром пуще прежнего, но так я хоть немного мог уберечь своё лицо.

Эндрю… Нуада[1], если ты существуешь, пусть он не терпит сейчас такие же муки. Пусть он будет в безопасности. Пусть их обманет мой трюк. Пусть.

Может быть, если так страдать целую вечность, можно привыкнуть? Уже не обращать внимания на этот ужас…

Хрена с два! Я всегда панически боялся огня. Он манил меня и отталкивал. Я хотел к нему прикоснуться и всегда обжигался.

Пламя усилилось, и я снова закричал. Голос казался каким-то чужим. Будто так истошно воплю вовсе не я, будто умирает и воскресает из раза в раз совсем другой человек.

Но это был именно я.

И мне было чертовски. Чертовски. Больно. Как бы ни казалось, что боль отступила, что страх отступил, они оставались со мной. Только они.

Я закрыл голову руками, ощущая, как плоть сгорает и плавится. Как остаются одни кости, и они со временем истлевают. Скорее всего, я преувеличивал. Организм восстанавливался довольно быстро в ящике Пандоры. В этом карцере.

В том-то и был весь ужас.

Кажется, я снова кричал. Но голос сел. Кричать сил не хватало.

Я упал на пол и вытянул руки, в панике наблюдая за тем, что происходит с ними в огне. Пламя пожирало плоть, опаляло меня заживо. Я мог бы заплакать, но боль не давала сделать этого. Только кричать. Уже почти неслышно: я просто открывал рот в безмолвном вопле и не узнавал этого чужеродного, отвратительного стона.

Я смотрел, как опадают волосы, сливающиеся своей рыжиной с ярким пламенем. Смотрел, как всё возрождается и как ярче полыхают языки пожара.

Огонь. Огонь. Огонь.

Поглощающий всё. Разрушающий.

Мои способности не работали. Да и откуда мне взять тут холод? Жарко здесь настолько, что аномальная бы не помогла – я могу образовать лёд только из холодного воздуха…

– Убейте меня, – слетело охрипшим криком с моих губ. – Убейте меня, убейте меня, убейте меня…

Я снова закрыл лицо руками, ощущая, как жарко они пылают. Как и всё тело.

Огонь убивал каждую клетку; проклятие бессмертия их восстанавливало. И пожар снова их пожирал.

Огонь, огонь, огонь…

– Убейте наконец! – я не услышал своего крика. Пламя продолжало пылать, оно разгоралось всё сильнее, глаза болели от яркого света.

И вдруг всё потемнело. Я всё ещё ощущал жар, ощущал, как он убивает меня, но не чувствовал, что восстанавливаюсь. Я закрыл лицо руками сильнее, понимая, что близок конец.

Брат…

Я распахнул глаза шире, глядя на яркие ожоги на руках. Они не восстанавливались.

Я распахнул глаза, и они остались бы такими навсегда. Остекленевшими. Мёртвыми. Если бы, разумеется, я не был бессмертным.

Я умер.

А после, моргнув, ожил. И потерял сознание.

Волк

Прошли сутки. Уроки казались скучными, а солнце – ещё более половинчатым. Я наблюдал за лампой на столе, сидя уже у себя в комнате и размышляя над чертежами нового сердца для Земли.

Для нового солнца.

Как же это…

Внезапно в помещение ворвался встревоженный Дрю.

– О… они… – он перевёл дыхание. – Выпускают моего брата! Выпускают! Я… я… Мне сказали ждать тут… Ждать… В коридоре… У-ух…

Я вскочил со стула и приоткрыл занавеску, выглядывая на сторону комнаты Олеана. До этого он лежал в постели, читая книгу. Теперь он смотрел на Дрю, снимая свои очки для чтения и поднимая их на лоб.

– Хм-хм… – пробормотал он и попытался улыбнуться. – Будем надеяться на лучшее.

Эндрю коротко кивнул и выскочил в коридор, оставив нашу дверь приоткрытой. Я, поправив джемпер, тоже выскользнул вон, подзывая Олеана. Он захлопнул книгу, поправил очки и встал, выходя за нами.

По коридору шла та самая женщина с короткой стрижкой. Теперь её волосы казались серыми. Рядом топал Крозье и вёл за собой человека со знакомыми очертаниями. Высокий, немного сутулый. На нём был тёмный плащ, какие носили слуги Сов, и капюшон закрывал его лицо. Он смотрел в пол. Его всего трясло, и это было заметно даже издалека.

Они остановились, подойдя к нам. Крозье взглянул на Дрю, а после, подтолкнув к нам Дэмиана, отвернулся и зашагал прочь. Седовласая женщина строго нас оглядела:

– Мы будем следить за этим молодым человеком ещё какое-то время. Ведите себя достойно, – добавила она, метнув взгляд в Олеана, который, закусив губу, злобно таращился на неё, но молчал.

Она тоже отвернулась и ушла. Женщина не носила каблуков, но её ботинки всё равно стучали в тишине вечернего пустого коридора.

Эндрю подошёл ближе к брату.

– Дэмиан… – он протянул дрожащую руку к его капюшону. Он многое хотел спросить и сказать: мы с Олеаном видели это. Я видел это. «Почему ты так одет?», «Как ты?» и «Я люблю тебя, ты же знаешь».