Половина земного пути

Кафе, прилегающее к их спортивному городку, Римма обожала. Она давно мечтала, еще в родной Москве, найти местечко, где тебя все знают. Где бармен улыбается как родной и в курсе, какие напитки ты предпочитаешь в разное время суток. Где официанты готовы согреть душу к месту сказанным комплиментом. И повар готовит точно так, как тебе нравится: мясо средней прожарки и специй сколько нужно, и даже лепешки всегда жарит по ее вкусу — с хрустящей корочкой по краям. Ну, и бонус: посетители тоже народец знакомый — всегда можно и поболтать, и посплетничать, и новый наряд, уж точно, все заметят и оценят.

Но в Москве сколько ни бродила по кафе, даже с виду маленьким и уютным, но не нашла такое, куда бы хотелось возвращаться снова и снова. Только здесь, в Индии, отыскала отдушину. Отправляешься вроде просто перекусить — а настроение уже заранее повышается. Потому что знаешь: официант Джонсон немедленно кинется тебе навстречу, и знакомые с соседних столиков приветливо замашут руками, и, что немаловажно, сидишь практически под открытым небом, навес не в счет, и почти что у твоих ног колышется океан, и терпко пахнет водорослями и йодом, и смешные птички зимородки нагло требуют, чтобы ты с ними поделилась своей лепешкой…

Но из-за происшествия (а смерть Матильды в их спортивном городке тактично именовали только так) даже столь замечательное кафе начало откровенно портиться.

Вот и сегодня вечером: народу никого, а некогда безупречный официант Джонсон опять не бросился навстречу. Когда же Римма подозвала его требовательным взмахом руки, подошел с видимой неохотой, да еще и спросил:

— Вы желаете что-то заказать?

Право, странно звучит, когда подобный вопрос задают человеку, только что усевшемуся за столиком кафе.

— Да, милый Джонсон, — усмехнулась Римма. — Я хочу заказать ананасовый сок, и палак панир [6], и еще рис с овощами, и…

— Сок принесу, — перебил официант, — а вот поужинать, к сожалению, не получится.

— И почему же?

— Повар уволился, — вздохнул тот. — Еще вчера.

«Очень интересно, — мелькнуло у Риммы. — Особенно если связать со вчерашней смертью посетительницы его кафе…»

— По какой причине?

— Ни по какой. Просто не захотел здесь работать — и все.

В разгар сезона? Когда в кафе полно клиентов? И при том что все прекрасно знают: хорошую работу в Индии найти очень и очень непросто!

— Да ладно, Джонсон, колись! — властно произнесла девушка. И заговорщицки подмигнула: — Я никому не скажу.

Официант колебался недолго. Видно было, что его так и распирает поделиться с клиенткой, которой он явно симпатизировал, последними новостями.

Джонсон понизил голос:

— Повар ушел потому, что его семью оскорбили.

— Семью? — удивилась Римма. — А кто у него семья?

— Их здесь трое братьев работало, — продолжал просвещать ее официант. — Сурадж — повар. Раджа — массажист. И еще маленький Винсент в домиках убирал… Так вот Винсенту сегодня сказали, что он вор.

— Кто сказал?

— Один из ваших. — В голосе Джонсона зазвучали нотки неодобрения. — Господин Еу-ге-ний.

Ну, да. Блестящий менеджер и красавец-мужчина Евгений Мединов.

Римме вдруг стало весело.

— И что же ваш Винсент у него украл? Шлепки «Дольче&Габбана»?

Джонсон прижал руки к груди:

— Еу-ге-ний сказал: он возвратился в свой коттедж как раз во время уборки и увидел, что Винсент у него в вещах рылся. Но я всеми богами клянусь: наш малыш никогда бы так не поступил!

— У Евгения что-то пропало?

— Ничего. Но он накричал на Винсента и пошел жаловаться к начальнику, и тот велел малышу убираться. Тогда с ним ушли и Раджа, и Сурадж.

— И я осталась без ужина… — вздохнула Римма.

До чего некстати все эти индийские страсти!

И что теперь ей делать? Выбираться сейчас из спортивного городка? Снова возвращаться на пляж, идти в другое кафе? Ладно, обойдемся соком. А Евгению при случае надо высказать: подумаешь, дело большое — мальчик покопался в твоих вещах. Ну интересно человеку стало. Всем известно: в чемоданах постояльцев во всех отелях роются. Накричать, безусловно, нужно, и даже в ухо можно было дать — но зачем же начальству жаловаться? Измельчали мужики, право слово…

* * *

А на следующий день — с момента гибели Матильды едва ли прошло двое суток — в Индию неожиданно пожаловала ее душеприказчица и наследница.

То была совсем юная — Римме даже показалось, что подчеркнуто юная, — особа. Нежный персиковый румянец, совсем детское платьице, сланцы с бисером, наивный взгляд ярко-голубых глаз… Индийцы из их кафешки, едва завидев вновь прибывшую, просто остолбенели. А романтичный Джонсон немедленно стал выделять ее среди прочих туристок и даже дал ей прозвище Белоснежка.

Мадемуазель (на самом деле ее звали прозаически Людой) не скрывала своего восторга от Индии, куда она приехала впервые, и постоянно повторяла, что все кругом: пальмы, ослепительное небо, cheese and garlic naan [7], романтичные коттеджики, прилепившиеся на скале, — это просто супер, исключительно cool.