Половинка

– Мне больше нравятся крупные, – мечтательно возразил Свер. – И чем полнее, тем вкуснее.

– А Лилия требует от Сайло всегда говорить только «любимая»! – неуверенно заметил Кайго, осторожно, словно младенца, взяв мешок с саркофагом. Затем заглянул внутрь, проверить, все ли в порядке с ценным грузом.

– Хватит! – раздраженно прекратил скользкий разговор Хейго. – Я сам решу, как мне называть свою… – замолк, а потом мрачно закончил: – спутницу.

Тяжело вздохнув, после признания самой себе, что безнадежно влюбилась в пришельца, я едва не пустила слезу:

– Я вас очень прошу, лары, даже заклинаю… – А дальше неподобающе сорвалась на визг: – Хватит отвлекать меня подобным способом якобы от истерики и чего еще вы там себе выдумали! Не то я непременно ее устрою!

Капюшоны переглянулись. Хейго поморщился и полез ко мне в мешок.

– Люди… они такие люди… непонятные, – последнее слово осталось за Тьюго.

Скоро я снова ехала, привалившись к крепко обнимавшему меня Хейго и тайком наслаждалась этими объятиями, теснотой и не противилась, когда он легонько поглаживал мою щеку.

***

В одном из ущелий мы сделали короткую остановку, затем темные монстры риирцев вновь покатили по снежной глади сани, увлекая нас в глубь бывшей Цветаны. Вдруг во мне все дрогнуло в предчувствии. Я разлепила глаза, высунувшись наружу, осмотрелась и начала выбираться из объятий и мехов наружу, переполошив Хейго.

Мы спускались в широкую долину, до боли знакомую, уже тянущую тоской в груди, предупреждая о скорой встрече – и расставании. На белоснежном покрове особенно четко выделялись невероятно яркие розовые и сиреневые розаны. Красивые, живые, крепкие деревца тянулись к солнцу.

Сани, слетев с горы, ворвались в дивную розановую рощицу. Здесь полегли самые сильные маги, самые сильные земляне отдали жизнь за родину, спасая свой народ. Даже лютый мороз не смог погубить живые свидетельства их силы. В ледяном мареве разливался аромат. Тонкий, пьянящий, рвущий сердце на части.

– До дворца остался день пути, – прохрипела я, с трудом выталкивая слова из перехваченного спазмом горла, и зарылась лицом в куртку на груди Хейго.

Нельзя, нельзя смотреть на розаны! Я изо всех сил пыталась закрыться от тянущейся ко мне родной магии. Нельзя! Ни в коем случае нельзя откликаться, иначе нас почуют белые. Нельзя провоцировать столкновение, ведь мы почти у цели.

Думала, что мне удалось справиться, но в какой-то момент словно в теплую воду нырнула… Вода приветливо обволокла мое тело, ласкала, проникая в каждую клеточку, омывала потоками силы сердце…

– Папочка! – вырвалось у меня.

– Закрывайте! – командовал Хал. – Плотнее!

А я радостно погружалась в отеческое тепло. Купалась в нем, восстанавливая почти полностью истощенные в этом путешествии силы. Дышала полной грудью, пила… наслаждалась…

– Оли, очнись! Оли, родная моя, закройся! – сквозь толщу вод донесся напряженный голос Хейго. Неохотно открыв глаза, я столкнулась с его все понимающим взглядом, в котором были досада, горечь, нежность. – Оборви сама связь, сейчас же!

Я подчинилась приказу не раздумывая, ведь от этого зависит моя жизнь. Закрылась наглухо от воспоминаний и чувств – всего, что дорого и любимо, что согрело родительской любовью даже сейчас, по прошествии лет.

Следом меня накрыла боль. Сцепив зубы, я приникла к груди Хейго, обвив его шею руками в надежде хоть немного приглушить разрывающее, выворачивающее душу наизнанку горе, и прошептала:

– Я еще вернусь к тебе, папочка! – Смотрела из-за плеча сквозь магическую дымку на огромный, приветственно или прощально шелестевший сиреневыми листочками розан, выросший на месте, где погиб отец, где покоится его тело, и просила: – Только дождись! Я приду…

– Не печалься, Оли, мы обязательно сюда вернемся. Обещаю, – твердо сказал мужчина, стиснувший меня в объятиях.

Стыдно! Недостойно отпрыска королевского рода! Принцессы! Но я долго и с надрывом плакала на груди Хейго, по-детски воспользовавшись его заботой и участием.

Глава 14 День восемнадцатый. Ненавижу сюрпризы!

Еле выпросталась из мешка, никак не хотелось покидать теплое, уютное местечко, вылезать на мороз и под присмотром чересчур расторопного и исполнительного Тьюго спросонья плестись за ближайший снежный вал, потому что ночевали мы в чистом поле. Ко всему прочему, чувствовала я себя как никогда опустошенной после вчерашнего перехода через розановый сад: обрезанные связи, тоска и душевная боль угнетали нещадно. Если бы не участие Хейго, не знаю, как бы держалась и вообще переставляла ноги.