Половинки космоса

Когда шатер вспух огненным шаром, когда осколки породы вместе с обломками приемного устройства облако лунной пыли приподняло на добрую сотню метров, Сережка был уже далеко. Он направлялся к холмам на горизонте, до которых, как говорил папа, было несколько часов пути. Но ведь это пешком! А на реактивном мотороллере — гораздо быстрее. Земля, конечно, еще дальше, но Сережка обязательно до нее доберется, пусть даже придется лететь целый день. Главное — набрать скорость, достаточную для того, чтобы лунное притяжение выпустило в открытый космос.

Он будет очень уставшим, когда прилетит домой. У него будут больные глаза и морщины на лбу, но лицо его будет выражать такую решимость, что дядя Витя, конечно же, попятится, Нина начнет просить прощения, а Сережка, показав им язык или кукиш, пойдет в свою комнату чинить папин полотер.

Теперь для того, чтобы восстановить телепортатор, доставить его составные части на Луну, «некоторым» снова придется учиться летать.

Вот странность — Сережка знал очень много из астрономии и физики небесных тел, а о родной планете не знал практически ничего. К примеру, когда он приблизится к облакам — их лучше облететь стороной или прошить насквозь?

Татьяна Кигим. Полет Муравья

Степан Муравей любовался звездами. Грузовик застыл над поверхностью на антиграве, Степан проверил скафандр, вылез на крышу и попытался написать стихи. Красота звезд всегда подвигала его на стихотворные подвиги, такие же неуклюжие, как и он сам, а голубая Земля служила музой.

Продолжалась идиллия, правда, недолго, потому что больше трех минут сержант Муравей украсть у службы не посмел. Он вернулся в пилотный отсек, сделал круг над катером и помчался на базу, где его поджидал майор Чепурько. Майору уже доложили, что бестолочь Муравей опять жег топливо, паразит.

— А-а, самовольщик! — говорил в таких случаях майор Чепурько, начальник базы снабжения четырнадцать дробь семнадцать. — Опять, подлец, Устав нарушил?

— Я больше не буду, я всего ничего, — оправдывался Муравей, задержавшийся над кратером Платона или Риччоли, и тупил взор. Применительно к Муравью выражение носило двоякий характер: то есть, с одной стороны, он буравил пол виноватым взглядом, а с другой — выглядел еще глупей и неуклюжей, чем был на самом деле. — Я две минуты смотрел.

— Три, — вздыхал Черпурько, и показательно хмурил брови. Майор был добродушным человеком, что называется — «отец солдатам», а уж на Муравья вообще обижаться грех. Что взять с такого! — Иди уже, поэт-романтик, и еще раз! еще хоть раз!

В армию неуклюжего Муравья побудила вступить реклама социального призыва, агитирующая молодежь вставать в стройные ряды защитников порядка от всякого экстремизма. Ему казалось, что он станет немножко представительней, как те красавцы-военные, что шлют своим девушкам портреты в рамочках и получают в обмен заслуженное восхищение, а порой поцелуи и прочее. Но в отряды общественной безопасности Муравья не взяли, а отправили водить грузовики.

Мать говорила, что армия Степана сильно изменила, но он что-то слабо в это верил. И уж тем более рассосалась надежда на то, что через пятнадцать лет контракта он вернется на гражданку героем и ветераном. Кто-то получал ордена и медали, упорядочивая мир и разгоняя сходки и демонстрации экстремистов, а Муравей в подавлении беспорядков не участвовал и методично перевозил грузы из пункта А в пункт Б. Ну а по дороге задерживался поглядеть на звезды. Почему-то с высоты нескольких километров глядеть на звезды было интересней, чем с поверхности или смотровой вышки. Высота приближала к космосу.

— Сколько пожег топлива! — сетовал Чепурько. — Вычту из довольствия. Муравей, хочешь, лети в увольнительную на Землю и кончай мне тут со своей романтикой.

На Землю Муравей не хотел, на Земле он уже был. Там было неинтересно: те же витрины, те же рестораны, спортзалы и прочие признаки цивилизации. Только и всего, что можно гулять под открытым небом. Но с тех пор, как в скафандры была встроена экстренная система мгновенного анабиоза, под лунным небом гулять стало так же безопасно, как и под земным. Только целоваться было нельзя, но современные скафандры, за исключением традиционных круглых шлемов, были такие тонкие, что на них сверху надевали одежду, а комиссия общественной морали даже запретила носить скафандры, не прикрывая бедра. Так что, если не считать поцелуев, прогулка влюбленных на пыльных просторах выходила вполне полноценная и к тому же в некоторых романтических моментах безопасная. Правда, на Земле небо было голубое и, как писалось в туристических проспектах, «эксклюзивное», но вон на спутниках Сатурна и Юпитера виды еще удивительней. Короче, Муравья манила исключительно романтика звезд.

Вот только на звезды никто лететь не собирался. За пределы системы периодически отправляли автоматические боты, астрономы пачками открывали новые экзопланеты, разведка нашла уже среди них пригодные для жизни, но освоение сочли нерентабельным, да и ненужным. И Муравью от этого было грустно.