Половинки

Постепенно с глаз матери девчушки начала спадать пелена влюбленности, и истинный облик «муженька» открылся ей во всей своей страшной неприглядности.

И однажды холодным дождливым осенним вечером, захватив только вещички трехлетней малышки, женщина смогла ускользнуть от недреманного ока и «муженька», и его помощников.

Не стоит говорить, как она скиталась по всему Сеулу с крошкой-дочкой, прячась от бандитов, как перебиралась с квартиры на квартиру.

Как потом уехала в провинцию, посчитав, что уж там-то любвеобильный бандит её не достанет. И больше десятка лет все было относительно тихо. Так и жили бы они скромно и тихо, если бы не новое несчастье: женщина, все годы надрывающаяся на нескольких тяжелых работах, в конце концов, неизлечимо заболела. Но и тогда она до последнего работала, стараясь обеспечить единственную дочь, чтобы только её Мэй Лин, свет очей её и единственная радость в жизни, могла каждый день есть хотя бы дважды и носить не рваные вещи.

Девочка ходила в бесплатную государственную школу, в которой учились такие же бедняки, как она, часто из неблагополучных семей. И только упорство и желание получить знания держало девочку в школе, в которой большинство учеников не особенно стремились посещать уроки.

Когда же мать заболела и уже не могла работать, пятнадцатилетняя девчонка бросила школу и пошла официанткой в кафе, чтобы только иметь возможность вечером приносить домой еду и немного денег, которые практически полностью уходили на лекарства. А еще мыла полы в маленьких магазинчиках, раздавала флайеры перед другими магазинами, побольше и посолиднее. Все дни ее были заполнены работой. А мать между тем тихо угасала, пока однажды девочка не вернулась домой после смены в кафе и не нашла уже остывшее тело.

Она была раздавлена свалившимся на нее горем от потери единственного близкого человека. Соседи устроили церемонию прощания с матерью Мэй Лин, и вот тут-то выяснилось, что криминальный босс, от которого все годы бегала женщина, все-таки нашел ее, пусть даже несколько запоздало.

Соседи были в шоке, когда в церемониальном зале появились мужчины с мрачными лицами в показательных черных костюмах и черных рубашках, и когда они расступились, пропуская вперед высокого немолодого мужчину, все еще красивого, но с печатью жестокости и жёсткости на лице, за плечом которого маячил чем-то неуловимо похожий на него парень, вокруг них послышались шепотки.

А мужчина подошел к портрету усопшей, рядом с которой стояла урна с прахом, и положил букет белых хризантем. Постоял, склонив голову, в полном молчании. Соседи покойницы косились на него, пытаясь сообразить, кем он приходится скромной, замученной работой женщине, земной путь которой окончился так рано.

Только Мэй Лин, погружённая в свое горе, никого и ничего не замечала вокруг. Она сидела на коленях на циновке у стены, одетая в траурный черный ханбок, раздобытый где-то сердобольными соседками, и, низко опустив голову, тихонько покачивалась из стороны в сторону. Плакать девочка уже не могла, слез просто не осталось. В голове не было ни одной ясной мысли.

Высокий мужчина бросил быстрый взгляд на девушку у стены и спросил в пространство:

- Это она?

- Да, босс! – поклонился один из охранников. Тогда мужчина легко повел подбородком в сторону дочери, и старший сын (а это был он за плечом отца) быстро подошел к девочке и, дотронувшись до ее плеча, осторожно поднял ее на ноги. Мэй Лин некоторое время, не понимая, смотрела на него, потом в глазах её появилось некое узнавание. И вслед за этим, словно невидимая плотина прорвалась внутри, сметая все на своем пути, девушка подлетела к отцу и закричала:

- Это ты! Ты виноват! Это из-за тебя мама умерла! Будь ты проклят! – и принялась колотить маленькими кулачками по груди стоявшего с каменным лицом мужчины.

Девочка еще что-то выкрикивала, рыдая в голос, потом охранники оттащили ее от не сопротивляющегося босса, а она все рвалась, старалась скрюченными пальцами дотянуться до его лица, пока Дон Гу не перехватил ее и силой не прижал к своей груди, не позволяя даже пошевелиться.

- Дон Гу, привезешь ее к нам, - бесцветным голосом сказал босс и, развернувшись, пошел прочь из церемониального зала. За ним потянулись охранники.

- Да, босс, - ответил Дон Гу, все еще удерживая сестру. А та, выплеснув, казалось, все силы в этом гневном порыве, обмякла в его руках, все еще тихо всхлипывая.

И только тогда соседка решилась подойти к парню:

- Кто вы? Зачем хватаете бедняжку?

- Я ее брат, аджумма, - грубым хриплым голосом ответил тот. – Я заберу ее с собой!

Женщина только покачала головой.

Так Мэй Лин снова оказалась в Сеуле. Прах матери был перевезен тоже и остался в одном из городских колумбариев, в стеклянной ячейке, вместе с портретом и небольшой фотографией, на которой были запечатлены маленькая Мэй Лин с улыбающейся, молодой еще мамой.

Дон Гу привез ее в большую, но холодную, какую-то бездушную квартиру отца, в которой уютом и не пахло. Большой босс приказал девочке оставаться в доме, сказав, что определит ее в хорошую школу.