Полпути до Небес

Не знаю, как другие, но я уже не иду, а ползу, стиснув зубы. Ползу – сытая, напившаяся воды, с фотоаппаратом на шее и в приподнятом настроении. А Его вели здесь избитого многохвостой плетью (а на конце каждого хвоста – свинцовый грузик!), с в лохмотья изодранной кожей и отстающим мясом, с переломанными ребрами и размозженным носом, без воды, двое суток пищи не вкушавшего, в кости проигранного римской солдатней… Он нес крест – пока не отдали Симону – я легко шагаю в обнимку со своими грехами, грешками и грешищами, такими родными и приятными – Он же был совершенно безгрешен…

Но вдруг я обнаруживаю, что со всех сторон на разные голоса доносится… мое имя! Надрывные выкрики «Наташа! Наташа!» и потом сопровождают меня всюду, где хоть что–то продают – а продают тут везде. Оказывается, «Наташа» – это любая русская туристка или паломница, подобно тому, как у нас немцев даже до сих пор кое–где называют «фрицами». Вот странно! Не Маша, не Лена… Сначала я вздрагивала, но быстро привыкла. Вообще, проблем общения в Израиле не существует: та его часть – весьма незначительная – которая по странному недоразумению не говорит по-русски, шпарит по-английски без затруднений. Случаются даже казусы. Заело у меня как–то фотокамеру; взмыленная, влетаю в фотосалон и долго по–английски объясняю свое горе. Английский я знаю, так что объясняю, надо полагать, толково. Девушка из салона внимательно выслушивает меня, выкатив на мою особу семитские плошки, а потом просит спокойно: «Да вы не надрывайтесь, вы по-русски говорите». Так и вспоминается: «Да ты не выпендривайся, ты рукой покажи!».

В храме Гроба Господня мы за Литургией на следующую ночь причащались, а потом уже неофициально, малыми «инициативными группами», проводили там и все прочие ночи, кроме той, когда на Преображенье поднимались пешком на гору Фавор. Он огромен, этот храм, и лучше всего там действительно ночью: идешь совершенно одна под гулкими недосягаемыми сводами среди колонн ротонды – и лишь иногда замаячит впереди или тихо возникнет из полумрака силуэт другого паломника – чаще всего русского, реже – грека. А вот ощущения лучше всего передать так: «И это происходит со мной – на самом деле?!». До сих пор иногда мнится: вдруг как–нибудь поутру окажется, что мне все это приснилось? И не сподобилась я на самом деле бродить в одиночестве ночи напролет по храму Гроба Господня? Потому что если уж по большому счету, то – такого счастья раз удостоившись, и мечтать о каком–то другом