Польша и Россия в первой трети XIX века

Отмеченные Скарбеком противоречия были заложены в самой конституции: если акт создания Королевства Польского, отвечавшего интересам России, явился результатом компромисса ее с европейскими державами, с одной стороны, и с верхушкой польского общества, с другой, то формы, структуры, функции различных элементов нового государства были определены единоличным решением императора Александра, который правил текст конституции еще на стадии проекта, изъял из нее некоторые важные положения и, наоборот, внес ряд ограничений. Тем не менее, Конституция Королевства Польского оставалась одной из самых либеральных конституционных хартий в Европе. В основе этого факта лежали не только либеральные воззрения молодого монарха, воспитанного республиканцем Ф. Лагарпом и испытавшего влияние польского патриота А. Чарторыского, но и важный психологический момент: как победитель Наполеона Александр I не мог предложить полякам меньше, чем французский император, создавший в 1807 г. Княжество Варшавское – сателлитное государственное образование с гораздо более ограниченной конституцией.

Однако в качестве источника конституционного закона царь смотрел по-хозяйски на провозглашенную в Королевстве Польском конституционную хартию и считал себя вправе изменять ее статьи. Необходимость изменений диктовалась его восприятием и интерпретацией событий, происходивших как в Европе, так и в России и самом Королевстве. Первоначальный общественный подъем, связанный с восстановлением национальной государственности, возвращением самого имени Польши, а также большие надежды на дальнейшие шаги короля Александра по собиранию польских земель под своим скипетром, возникшие под впечатлением от туманных обещаний монарха, – весь этот оптимистический настрой постепенно сменялся разочарованием под влиянием политики, которую с одобрения верховной власти проводила администрация Королевства и которая характеризовалась постоянным нарушением конституционных прав граждан. В манифесте сейма, собравшегося уже во время восстания в конце декабря 1830 г., говорилось об этой эволюции общественного сознания: поляки поняли, что их обманули национальными приманками, прикрывавшими путь к «унижению, рабскому оподлению и всем несчастьям, какие влекут за собой долгое деспотическое правление и утрата человеческого достоинства»².

Тем не менее, как признавали ряд польских историков, пятнадцатилетняя история Королевства была «содержательной, важной и славной». Это «мизерное государство, – писал Ш. Аскенази, – […] без ущерба для себя выдерживает сравнение с современным ему Западом и имеет право на самое передовое место в центре тогдашней Европы»³. Чувство причастности к Европе, укрепившееся на основе наличия либеральной конституции, давало импульс польской либеральной оппозиции, а ее активизация на фоне развития европейского революционного движения, в свою очередь, вызывала недовольство и разочарование царя, тревожило его и его окружение.