Польша и Россия в первой трети XIX века

Более подробно вопрос о правах горожан был рассмотрен в Органическом статуте от 27 ноября 1815 г., открывшем череду поправок к конституции. В нем декларативно провозглашалось право участия городского сословия в народном представительстве, право избрания должностных лиц (ст. 1), право занимать административные посты (ст. 9). При этом статут признавал эти права только за теми жителями городов, которые обладали ими во времена Княжества Варшавского и были тогда же записаны в число горожан (ст. 10)⁷⁰

. Эти постановления окончательно лишали прав евреев. Одновременно уже в начале 1817 г. решением Административного совета были подтверждены все дискриминировавшие евреев декреты 1808 г., которые должны были утратить силу в 1818 г., а царь конфирмовал это решение, продлив их действие вплоть до издания нового законодательства о евреях^71[7]

.

Вместе с тем экономическое развитие страны, рост городов и возрастание роли торгово-промышленных слоев общества в народном хозяйстве способствовали формированию состоятельных и образованных верхов еврейского населения Королевства Польского, это были врачи, юристы, офицеры, издатели, купцы и промышленники. Они инициировали обращенные к царю, наместнику и к другим представителям власти петиции с просьбами о расширении своих прав. В мемориале от 21 ноября 1815 г., переданном А. Е. Чарторыскому издателем и книготорговцем Н. Глюксбергом и банкиром Г. А. Лёве, от имени 26 «просвещенных» еврейских семей выражалась просьба о поддержке их усилий в обретении полных гражданских прав, по аналогии с полноправием евреев во Франции. Как свидетельство «просвещенности» авторов подобные мемориалы писались по-французски. В декабре 1815 г. Глюксберг вместе с Ю. Вольфом подали еще один мемориал Александру I. В нем они поделили еврейское население на два «класса», отнеся к первому торговцев и ремесленников, а ко второму – лиц свободных профессий и деятелей искусства, то есть, так же как и в первом случае с мемориалом Глюксберга, имелись в виду «просвещенные» верхи еврейского населения. Для первого «класса» они просили предоставления цивильных прав, а также отмены всех ограничений по оседлости и профессиональной деятельности. Что же касается второго «класса», то они писали: «По отношению ко второму нашему классу мы самым смиренным образом умоляем Ваше императорское величество предоставить нам и нашим детям, помимо цивильных прав, политические и гражданские права, чтобы мы могли претендовать на общественные должности и даже занимать их, если мы проявим себя достойными своим поведением, своей моралью, своими знаниями и своими способностями. Отличия, которые мы испрашиваем, дадут импульс к соревнованию и непосредственно ускорят процесс цивилизации еврейского народа в целом»⁷²

.

Неизвестно, как ответил на этот мемориал А. Е. Чарторыский, однако материалы комиссии по устроению городов, составленные при его непосредственном участии, отражают позицию князя по отношению к подобным прошениям, да и к вопросу о правах евреев вообще. Вопреки мнению некоторых деятелей, например С. Сташица, предлагавших в известной мере пойти навстречу пожеланиям евреев, он писал: «Источником прав, которые даны им (евреям. – Б. Н)

ныне и которыми они пользуются, следует считать только покорность, человечность, расторопность, дух времени и общий интерес. Принимая во внимание эти причины, представляется, что мы не можем сделать какие-либо существенные исключения из этих прав, которыми пользуются люди, многие века живущие рядом с нами». Однако далее Чарторыский утверждал: «Евреи не могут считаться природными жителями нашей страны, а являются пришлыми чужеземцами», поэтому, по его словам, они как иностранцы не имеют права на гражданство, и «всякое предоставление им прав и привилегий, которыми пользуются поляки, есть милость и благодеяние». Из дальнейших рассуждений князя следовало, что евреи могут и должны быть допущены до всех гражданских прав только тогда, «когда они будут в состоянии выполнять все обязанности граждан»⁷³.