Польша против Российской империи: история противостояния

Неумолимая строгость, решительные военные действия и, самое главное, целесообразные административные распоряжения М. Н. Муравьева быстро ослабили силу мятежа, и уже в конце июля русские люди, по выражению современника, «могли вздохнуть свободно». Особенно сильно проявилось торжество русской власти в Вильне в день тезоименитства Государыни Императрицы Марии Александровны, 22 июля. «Это был первый официально торжественный день», рассказывает один очевидец, «наступивший после долго продолжавшейся упорной борьбы законного правительства с мятежом, а потому отличался особенным характером. К 10 часам утра все местныя власти и представители (с. 32) всех сословий наполнили залы дворца, и перед началом обедни генерал-губернатор обошел присутствующих. Большая малиновая гостиная, где обыкновенно делались приемы, была наполнена гвардейцами: тут был весь Преображенский полк, незадолго прибывший, лейб-уланы и лейб-драгуны, собранные в Вильну для возвращения в скором времени в столицу. День был чудесный, и окна дворца были открыты. Генерал-губернатор был очень ласков с гвардейцами и предупредил их, что скоро пошлет в экспедицию. Дворянам он сказал несколько простых, но сильных и внушительных слов… Евреям генерал-губернатор не доверял, но всегда обращался к ним с несколькими словами, напоминая о неусыпном исполнении верноподданнических обязанностей; римско-католическое духовенство было еще очень смущено недавними казнями ксендзов и высылкою своего главы. После приема генерал-губернатор пригласил всех представлявшихся последовать за ним в соборную церковь для слушания литургии и молебствия. Давно уже наш православный собор не представлял такого блистательнаго зрелища. Богослужение совершали: епископы ковенский — Александр и брестский — Игнатий (викарии Литовской епархии), 2 архимандрита и 4 протоиерея. Когда же началось молебствие, и духовенство направилось к амвону — впереди всех показался знаменитый литовский митрополит Иосиф. Весь собор был наполнен служащими и даже несколькими дворянами; все были в мундирах; в левом углу помещалась небольшая группа русских дам; перед собором на площадке были построены: Преображенского и Семеновского полков роты Его Величества и смешанные эскадроны лейб-улан и драгун. Толпа народа вокруг была необозримая, и все это было залито сиянием июльского солнца. После молебна загудели колокола, в цитадели загремели пушки и, по выходе начальника края из собора, пронеслось по площади и в толпе народа несмолкаемое «ура». «Это не был обыкновенный праздник», замечает тот же очевидец: «всякий чувствовал, что тут совершаются исторические события и, хотя все это представляло лишь внешнее торжество русской силы, но в нем видимо было и чувствовалось то новое направление, которому должны будут следовать в крае грядущие поколения»^{69}. Так же торжественно прошел и день рождения Государыни Императрицы, 27 июля, но он ознаменовался еще весьма важным событием (с. 33). В этот день, во время приема в генерал-губернаторском дворце, Виленское дворянство через депутацию из 15 человек, имевшую во главе губернского предводителя дворянства Домейко, представило М. Н. Муравьеу всеподданнейшее на имя Государя Императора письмо с выражением раскаяния и с заявлением верноподданнических чувств. Минута была торжественная. Генерал-губернатор принял адрес, подписанный уже 230 почетнейшими дворянами, и согласился представить его Государю, но вместе с тем напомнил дворянам, какую важность должно иметь это заявление: теперь они должны доказать своими действиями, что навсегда отрекаются от революционной партии и что во всем намерены содействовать правительству для восстановления спокойствия в крае.

По примеру Виленскаго дворянства и от других губерний стали прибывать депутации с представлением всеподданнейших адресов. 26 августа представило адрес Ковенское дворянство за 500 подписями, в половине сентября Гродненское, а в конце сентября и Минское. Несколько запоздали адресы от губерний Витебской и Могилевской, особенно от последней. Принимая Могилевское дворянство, Муравьев выразил сожаление, что губерния эта так поздно приступила к настоящему заявлению и, между прочим, заметил: «Для меня отрицательное положение дворянства во время мятежа равняется положительному в нем участию»^{70}.

Деятельно заботясь о прекращении смут во всем Северо-Западном крае, граф Муравьев должен был принять в свое ведение и одну из губерний Царства Польскаго. 6 августа к нему явилась многочисленная крестьянская депутация из Мариампольского уезда Августовской губернии и представила прошение от пяти тысяч крестьян о принятии их под свою защиту. Вот это замечательное прошение: