Польша против СССР 1939-1950 гг.

Если советские возможности не будут приостановлены трудностями со снабжением, то без организованной немцами контратаки резервными частями представляется, что Советы задержать будет невозможно...

При данном состоянии немецких сил в Польше и их антиповстанческой подготовке, состоящей в превращении каждого здания, занятого воинскими частями и даже учреждениями, в крепости для обороны с бункерами и колючей проволокой, восстание не имеет перспектив на успех» (выделено автором)[194].

В том, насколько реальной была эта оценка, мы еще сможем убедиться далее, а пока рассмотрим предшествовавшую трагическим варшавским событиям ситуацию в руководстве АК, в рядах которого царил настоящий раздрай. 26 июля глава польского эмиграционного правительства С. Миколайчык дал Армии Крайовой добро на восстание в Варшаве, изначально не включавшегося в планы операции «Буря». Теперь же, по замыслам лондонских сидельцев, в польской столице следовало осуществить то, что не удалось ни в Вильно, ни во Львове: разбить гитлеровцев за 12 часов до прихода Красной армии. С тем чтобы вступающего в освобожденную силами АК Варшаву врага №2 гордо встретила вышедшая из подполья легитимная польская власть.

Однако решающий срок все не определялся, объявлялось и отзывалось состояние боевой готовности для отрядов АК. «Бур», буквально за несколько часов до принятия решения оценивавший военную ситуацию в самой Варшаве и вокруг нее как неблагоприятную для начала военных действий, 31 июля на собрании в составе трех подпольных генералов наметил окончательный срок — 17 часов 1 августа. Формальным поводом послужила поступившая информация о советских танках, замеченных под Прагой — предместьем Варшавы на восточном берегу Вислы. К тому же командующий Варшавского округа АК полковник А. Хрущчель (псевдоним «Монтер») заявил, что если в этот же день время восстания не будет назначено, он больше не станет удерживать людей в состоянии полуготовности. А полуроспуск грозит тем, что в нужное время всех нельзя будет собрать.

Конечно, даже для неискушенного в военных делах человека покажется странным, что важное решение о начале восстания было принято, мягко выражаясь, «келейно», в узком составе и в отсутствие даже начальника разведки. Не потому ли многие польские историки прямо говорят о заговоре генерала Окулицкого с целью вынудить «Бура» в любых условиях отдать приказ о восстании. Так или иначе, но эта своего рода «хунта», жаждавшая войти в историю, добилась чего хотела. В штаб-квартиру «Бура» прибыл Иранэк-Осмецкий (шеф 2-го отдела — разведки) с информацией, что прорвавшаяся советская бронетанковая часть была разбита под Воломином и инициатива перешла в руки к немцам. У «Бура», таким образом, еще было время отозвать приказ, но он этого не сделал. Свидетели дружно констатируют, что он был совершенно сломлен и лишь повторял, что поделать уже ничего не нельзя, так как знал, что отзыв приказа Окулицкий в любом случае просаботировал бы.

При этом генералы-заговорщики явно рассчитывали на то, что Советы через пару-тройку дней войдут в польскую столицу, вследствие чего в Варшаве, точно так же как в Вильно и Львове, боевые действия начались не тогда, когда это вызывалось обстановкой на фронте (немцы отступали, готовилась эвакуация), а когда к городу подходили части Красной армии. А к этому моменту немцам обычно удавалось справиться с ситуацией и организовать оборону. Так что мотивы поведения аковских предводителей накануне восстания можно иллюстрировать бессмертным изречением Руставели — «Всякий мнит себя стратегом, видя бой со стороны».

25 июля в район Варшавы начали прибывать части дивизии «Герман Геринг», подразделения которой разместились в варшавском районе Воля. Затем начали подтягиваться такие известные части, как 3-я танковая дивизия СС «Мертвая голова», 5-я танковая дивизия СС «Викинг», а также 19-я Нижнесаксонская танковая дивизия вермахта. В целом вышеперечисленные подразделения гитлеровцев действовали в основном против Красной армии, что безусловно было плюсом для восставших. Однако из состава этих формирований для боев с повстанцами было выделено в общей сложности около 300 единиц бронетехники.