Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима

Подобное сгущение атмосферы в стране не могло остаться незамеченным. И уже в 1962 г. на страницах эмигрантского ежемесячника «Культура» появилась статья «Хамы и евреи», всколыхнувшая общественное мнение в стране. Автором был социолог Витольд Едлицкий, незадолго до того эмигрировавший в Израиль, а ранее бывший одним из активнейших участников Клуба Кривого колеса (закрытого властями в феврале 1962 г.). Социолог писал, что события 1956 г. были не спонтанным общественным движением за демократизацию и суверенитет, а всего лишь следствием внутрипартийной борьбы между «пулавянами» (получившими от оппонентов прозвище «евреев») и «натолинцами» (носивших ярлык «хамов»). По мнению Едлицкого, подлинными поборниками десталинизации были как раз «натолинцы» – сторонники Хрущёва, в то время как бывшая сталинская гвардия в лице «пулавян» только «разыгрывала карту» либерализма, чтобы таким образом завоевать популярность в народе и остаться у власти после потрясения, вызванного «Тайным докладом» первого секретаря ЦК КПСС. Едлицкий доказывал, что причиной ужесточения режима после событий октября 1956 г. была не угрожающая позиция СССР, а победа одной из фракций («пулавской»). «В интересе польского народа лежало в 1956 г. сохранение внутренней грызни во власти, а не поддержка одной из сторон. Только благодаря тому, что власть тогда была разрозненна и слаба, оказалась возможной та демократизация, которая была осуществлена между VI и VIII пленумами ЦК ПОРП. Сосредоточение всей власти в руках пулавян в октябре 1956 г. положило конец столь выгодной конъюнктуре»[130]. Позднее, продолжал автор, Гомулка расправился с крайними «натолинцами» и начал постепенно избавляться также от прежних союзников – «пулавян», уступая желанию низов партаппарата, которые всегда с подозрением смотрели на «евреев». Вследствие этого к началу 1960-х гг. назрело новое столкновение, каковое, согласно автору, могло сыграть положительную роль в деле дальнейшей демократизации режима, но при условии, что население страны перестанет пассивно наблюдать за происходящим. «Хочу, – писал Едлицкий, – чтобы мой вывод стал тревожным звонком. В Польше вновь готовы столкнуться лбами две фракции. Это значит, что опять возникает подходящая возможность для демократизации, для повторения в определенной степени того, что было сделано в 1956 г. Но для того, чтобы эта возможность стала реальностью, польский народ не должен бездеятельно и равнодушно взирать на то, что происходит на самом верху общественной лестницы»[131].

Диагноз Едлицкого, пожалуй, был слишком оптимистичен. В действительности, «на самом верху общественной лестницы» происходила обычная смена кадров, осуществлявшаяся в соответствии с законами авторитарного государства. При фактическом отсутствии демократической процедуры переизбрания чиновников низы партийно-государственного аппарата должны были ради продвижения по службе прибегать к опорочиванию вышестоящих начальников, чтобы занять их место. В этом им помогали некоторые честолюбивые представители высших эшелонов власти, увидевшие шанс занять более влиятельное положение в стране. Активно способствовал этому процессу и Гомулка: как всякий диктатор (а человек, имевший столь обширную власть и по сути избавленный от явной критики снизу, с полным правом мог называться диктатором), он должен был периодически «перетряхивать» бюрократический аппарат, чтобы тот не превратился в независимую от него силу.