Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима

41-летний Г. Холланд был одним из наиболее заслуженных марксистских публицистов Польши. Коммунист с довоенным стажем, он был первым из рядовых членов партии, кто еще в апреле 1956 г. на собрании варшавского партактива с участием первого секретаря Э. Охаба поставил вопрос о реабилитации В. Гомулки (хотя ранее нападал на него за правонационалистический уклон)[121]. Во время событий 1956 г. Холланд активно включился в движение обновления, посещал заседания Клуба Кривого колеса, однако в симпатиях к «ревизионизму» замечен не был. «В 1957 году он просидел у меня целую ночь, — писал о нем сотрудник эмигрантского ежемесячника „Культура“ Ю. Мерошевский. — Не думайте, господа партийцы, что мы пытались переманить его. Он был ваш до конца»[122]. Встречаясь по роду своей деятельности с начальником Бюро прессы ЦК ПОРП Артуром Старевичем, он услышал от него известный рассказ Н. С. Хрущёва об обстоятельствах ареста Л. П. Берии (который, в свою очередь, Старевич узнал от члена Политбюро И. Лёга-Совиньского, а тот — непосредственно от Хрущёва). Хотя рассказ этот уже несколько раз публиковался на страницах западной печати, в Польше к появлению подобного рода «утечек» относились настороженно. Холланд передал услышанное от Старевича своей знакомой журналистке Алиции Завадской, муж которой был репортером парижской газеты «Монд». В квартире Завадской и ее супруга в то время действовала подслушивающая аппаратура, поэтому каждое слово, сказанное там, немедленно становилось достоянием Службы безопасности. К Холланду явились сотрудники СБ, которые предъявили ему обвинение в шпионаже и ордер на обыск. Журналист не стал дожидаться суда, а покончил с собой, выбросившись из окна на глазах у работников госбезопасности[123].

На похороны Холланда собралось до 250 человек, среди которых было немало оппозиционно настроенных журналистов и ученых, а также множество «пулавян» (секретари и заместители секретарей ЦК Р. Гранас, Х. Яворская, Е. Моравский, Я. Зажицкий, заместитель председателя Госсовета О. Лянге, секретарь варшавского отделения Товарищества польских журналистов С. Ольшевский, главный редактор журнала «Жиче партии» Ю. Финкельстайн, бывший заместитель командующего внутренними войсками Ю. Хибнер, бывший партийный глава Варшавы С. Сташевский, заместитель председателя Центрального фото-агентства М. Дербень, заместитель председателя Радиокомитета Г. Вернер и т. д.). Не все из прибывших были евреями, и не все из них находились в опале. Но трагедия объединила тех, кто активно выступал за расширение области гражданских свобод, и тех, кто еще недавно клеймил их, а теперь оказался под ударом партийных антисемитов.

Подобная демонстрация вызвала большое недовольство Гомулки. Немедленно была образована комиссия Политбюро, которая начала по одному вызывать некоторых участников похорон и спрашивать их, зачем они пришли на погребение. Интересно, что все вызванные на ковер были евреями (Моравский, Зажицкий, Яворская, Гранас, Финкельстайн, Бейлин)[124]. Кроме них пришлось объясняться с Гомулкой и Л. Касману, который вообще-то не присутствовал на похоронах, но «не уследил» за некоторыми своими подчиненными[125]. Нападкам со стороны МВД подвергся также и А. Старевич — один из немногих оставшихся евреев в высшем партийном руководстве. Однако в последнем случае «партизанам» пришлось умерить свой пыл, поскольку заведующего Отделом прессы ЦК взял под защиту первый секретарь[126].

Следующий неожиданный эксцесс произошел на закрытом заседании первичной парторганизации варшавского отделения Союза польских литераторов в октябре 1963 г. Это заседание было посвящено итогам XIII пленума ЦК ПОРП, на котором Гомулка призвал партийные органы перейти в наступление на ревизионизм. На том же пленуме был выведен из состава Политбюро Р. Замбровский.

К этому времени варшавская парторганизация Союза польских литераторов была уже практически полностью очищена от разного рода «смутьянов» и «ревизионистов». Тем удивительнее был случившийся на ней острый обмен мнениями. Ряд писателей, не замеченных до той поры ни в каких оппозициях, резко поставили вопрос о растущем национализме и антисемитизме в стране, приведя в качестве примера книгу Залуского «Семь главных польских грехов». Прозвучало даже определение «охота на ведьм», когда речь зашла о ситуации в литературном и журналистском сообществе. Причем под «ведьмами» в данном случае подразумевались евреи. Отдельных поборников новых тенденций сравнили с членами печально известной профашистской организации довоенной Польши ОНР-Фаланга. «Исполком [первичной парторганизации] не смог выработать единой позиции по поводу пленума», — констатировали сотрудники Отдела культуры ЦК ПОРП[127].

Несомненно, такой выпад происходил из всё более очевидной линии на усиление партийных антисемитов. Но «спусковым крючком» к внезапно возникшему волнению среди «лояльных» писателей, по всей видимости, послужила отставка Р. Замбровского.