Не только Герек, но и другие руководители социалистических стран клялись в дружбе с Советским Союзом на вечные времена, в верности социалистическим идеалам для того, чтобы получить как можно больше материальных благ от СССР. Резидент КГБ в Варшаве (1973–1984 гг.) В. Г. Павлов[1328]
писал в своих донесениях, что польские руководили на самом деле являются прагматичными и неискренними людьми и могут обмануть советских лидеров. Вначале на эти донесения на Старой площади и в Кремле не обращали внимания, но по мере ухудшения ситуации в Польше их читали со все большим интересом.При Тереке коренные проблемы польско-советских отношений на заседаниях Политбюро ЦК ПОРП не обсуждались. На повестке дня были лишь их производные аспекты: укрепление партийных связей и сотрудничества, использование опыта социалистического строительства. Польские руководители придерживались принципа, что выступать против Советского Союза нельзя, но одновременно нельзя проявлять и излишнее низкопоклонство. В отличие от Гомулки, Герек был сторонником большей экономической независимости Польши от СССР. В 1970-х годах поляки строили отношения с Советским Союзом уже на основе холодного расчета.
В советских партийных и государственных структурах плохо воспринималась польская политика открытости Западу, а политика ускорения экономического развития за счет западных кредитов оценивалась как легкомысленная. Г. Киссинджер в беседе с Ф. Шляхчицем открыто говорил, что Польша должна быть страной, которая путем модернизации экономики и повышения жизненного уровня будет воздействовать на другие социалистические страны, прежде всего на Советский Союз. Именно поэтому Запад давал ПНР кредиты. Герек и его команда считали, что Польша будет по-настоящему независимой только тогда, когда укрепит свою экономическую мощь, а СССР станет для нее большим рынком сбыта[1329]
.Советская критика экономической политики Терека началась уже в 1974 г. Польская делегация во главе с председателем Государственного совета ПНР Г. Яблоньским, которая летела с официальным визитом в Монголию, сделала остановку в Москве и была принята председателем Президиума Верховного совета СССР Н. В. Подгорным. Во время обеда он высказал обеспокоенность увеличивающейся задолженностью Польши Западу[1330]
. С тех пор советские руководители, особенно А. Н. Косыгин, настойчиво советовали своим польским коллегам не влезать в долги и не проявлять необдуманных инициатив. Представители Госплана обвиняли поляков в «рискованном экономическом экспериментировании». Но те стояли на своем.Необдуманных инициатив было немало. Одной из них стало решение построить в районе Эльблонга морской порт. Именно в этом месте Калининградский (Висленский) залив очень мелководен, поэтому предполагалось залив углубить, а ил вывозить на поля как удобрение. Это привело бы к ухудшению экологической ситуации в регионе. Советские руководители еле отговорили Терека от этой вредной затеи. Потом польский лидер решил создать в Польше полноценную авиационную промышленность. Косыгин сразу сказал Тереку: от нас не ожидайте коммерческой помощи, мы сами сокращаем программу строительства авиации и имеем с этим проблемы.
Перед строительством металлургического комбината «Катовице» П. Ярошевич трижды ездил в Москву, чтобы убедить А. Н. Косыгина поставлять необходимое оборудование. Лишь на третий раз председатель Совета министров СССР сдался[1331]
.В марте 1971 г. новым послом СССР в ПНР был назначен С. А. Пилотович, в 1965–1971 годах секретарь ЦК КП Белоруссии. В молодости он жил среди поляков, знал польский язык. В Варшаве его приняли сердечно, познакомили с членами польского руководства. Патронаж над ним осуществлял лично Герек. В результате Пилотович стал человеком, безоглядно симпатизировавшим Тереку и его политическому курсу. Из советского посольства в Москву шла только позитивная информация. Сам Герек вспоминал о Пилотовиче с симпатией, потому что тот не вмешивался во внутренние дела Польши. Когда посол не понимал шагов польского руководства, то просил разъяснений[1332]
. Пилотович участвовал в различного рода встречах с представителями польского общества, где его знание польского языка производило хорошее впечатление.Как вспоминает Герек, в начале 1970-х годов он впервые обратился к Брежневу с просьбой прояснить «катынское дело». Тот, не зная его истоков, проявил к нему живой интерес, но ничего не предпринял по существу. Через два года на эту тему Герек беседовал и с A. A. Громыко, который ответил, что «точка зрения советской стороны по этому вопросу уже высказана и ему, в сущности, нечего добавить»[1333]
. По просьбе Терека катынским вопросом пытался серьезно заняться Пилотович, который пообещал добиться содействия руководства МИД СССР. Однако Громыко не только не поддержал посла, но, наоборот, именно из-за этого, по мнению Терека, отозвал дипломата в Москву, так как считал ненужным вмешиваться в это деликатное дело.