Декретом Госсовета власть была передана Военному совету национального спасения. Хотя в реальности (как полагает польский историк А. Пачковский) руководство страной осуществляла Директория, возглавляемая Ярузельским, куда входил узкий круг лиц[1435]
. Военные взяли под свой контроль все жизненно важные объекты и государственные учреждения; приостанавливалась деятельность почти всех общественных организаций и объединений, прекратился выпуск большинства газет и журналов, отключена телефонная связь, вводился комендантский час, без особого разрешения нельзя было покидать места постоянного проживания. Многие сферы экономики, а также большинство крупных предприятий были переведены на военное положение. Около 5 тыс. активистов «Солидарности» подверглись интернированию, среди них и Л. Валенса. Он содержался отдельно от других, причем место пребывания лидера «Солидарности» несколько раз менялось. В конце концов власти остановили свой выбор на правительственной резиденции в Арламове, в Бещадах, недалеко от советско-польской границы.Введение военного положения по сей день неоднозначно оценивается и польским обществом, и историками. Была ли эта «польско-ярузельская война» вынужденной мерой, наименьшим злом по сравнению с вероятной советской интервенцией[1436]
или преступлением власти против народа – вопрос, не имеющий однозначного ответа. Один из лидеров оппозиции А. Михник, не убоявшись гнева соратников по борьбе, в 90-е годы высказывал мнение: «Если бы Ярузельский не ввел военное положение, порядок в Польше наводил бы главнокомандующий войсками Варшавского договора. И это был бы совсем другой порядок. Ярузельский бескровно вывел Польшу из социализма. Никто не думал, что это возможно»[1437]. Социологические опросы показывают, что и 30 лет назад, и сейчас оценки этой акции различны: около половины поляков считают ее оправданной, примерно одна треть придерживается противоположной точки зрения, остальные не имеют четкой позиции по данному вопросу. Как правило, сторонники левых взглядов склоняются к признанию введения военного положения обоснованной мерой, а сторонники правых считают ее преступлением коммунистического режима. С течением времени, однако, события тех лет оцениваются все более сурово. С 2007 г. Институт национальной памяти добивается осуждения В. Ярузельского, его неоднократно привлекали к судебной ответственности, но окончательное решение откладывалось в связи с плохим состоянием здоровья престарелого генерала. В 2012 г. впервые введение военного положения было квалифицировано судом как преступление, а его организаторы названы «преступной группой». Один из членов этой группы Ч. Кищак приговорен к двум годам тюрьмы условно. Уголовное преследование Ярузельского суд был готов продолжить, когда состояние здоровья 88-летнего генерала улучшится.Введение военного положения 13 декабря 1981 г. было полной неожиданностью. Никто не думал, что руководство страны осмелится пойти на крайние меры, оно казалось для этого слишком слабым. Вместе с тем «Солидарность» переоценивала свои силы и возможности. Как отмечает один из ее лидеров Б. Лис, «…многие… верили, что с властью можно договориться, что коммунисты не такие плохие, что конфликты – это результат недоразумений, что до насильственных мер дело не дойдет. У нас преобладало ощущение собственной силы… Союз стрелял словами, а власть позднее – пулями. Мы больше опасались внешней интервенции; мне известно, что были даже отпечатаны на русском языке листовки для советских солдат»[1438]
.В ночь с 12 на 13 декабря, когда в Гданьске заседала Всепольская комиссия, войска уже занимали стратегически важные объекты. После тревожной, глухой ночи, когда молчали телевизоры, радиоприемники и телефоны, В. Ярузельский объявил о введении военного положения. «Карнавал "Солидарности"» (именно так часто называли недолгий период легального существования профсоюза) закончился.
Введение военного положения не привело к массовым акциям протеста. Это было следствием действия нескольких факторов. Несомненно, сыграла свою роль внезапность и четкая организация самой акции, но не только это. «Солидарность» избрала тактику пассивного сопротивления, неприменения силы. Во многом этот выбор был обусловлен позицией церкви. К миру и избеганию кровопролития призывал Иоанн Павел II, к спокойствию и отказу от насилия призывал примас Глемп. Причем эти призывы были обращены к обеим сторонам противостояния. Несколько более решительную по отношению к властям позицию заняла Конференция польского епископата, потребовавшая от властей освобождения интернированных и легализации «Солидарности». Однако В. Ярузельскому удалось склонить Глемпа к тому, чтобы не оглашать в костелах этого документа.