Polska

Увиденное событие в восемь лет не оценивалось. Оно или запоминалось, или этого не происходило, но не оценивалось. Совсем, как с фильмами. В этом и заключается единственная прелесть детства. Хотя, что я говорю? Восемь лет — конец детства, это что-то другое, но не детство. В войну детства не бывает.

Моё прошлое — это фильм, который сейчас заново "прокручиваю" внимательно и с остановками. Имея за спиной семь десятков прожитых лет, сегодня смею заверить, что это очень интересное занятие, хотя временами и вызывающее стыд: Боже, каким легковером я был!

Эшелон со спецами-прислужниками по зоне максимальной активности народных мстителей немцы не пустили, и моё знакомство с горевшими вагонами на обочине колеи в первое утро продвижения на запад было единственным. Второй и третий день мы также продвигались в лесах, но было почему-то тихо. Маленькие станции были пустынны. И песок, песок, один песок, и на этом песке — тёмные красавицы сосны!

Паровоз отцеплялся и убегал куда-то, и появлялся лёгкий страх: "а он за мной вернётся!? Повезёт дальше!?" — но никого из остальных пассажиров мои страхи не трогали, они выходили из теплушек и начинали готовить скромный прокорм. Пассажиры "литерного" быстро сообразили, что времени между побегом паровоза, что притащил эшелон на станцию, и приходом другого локомотива, что потянет эшелон далее, вполне хватит для приготовления немудрёного корма тут же, у вагона. Случалось, что времени на самую примитивную готовку не хватало, и бывало, что любители питаться варевом садились в вагоны на ходу эшелона держа котелки в руках, как самую бесценную вещь. Большей сноровки и быть не могло: сесть в вагон с помощью только одной руки! Это были самые захватывающие картины со спорами: "бросит котелок, или нет"!?

Могу сегодня задать вопрос прошлому: почему враги не бросили нас, к чёртовой матери, на какой-нибудь глухой станции? Почему бы им не "забыть" нас? Почему не сказали сами себе: "пропадай лавка с товаром!?" — и такое сделать было очень просто! Загнать вагоны в тупичок "поближе к народным мстителям", а те бы живо разобрались "по законам военного времени!" Почему они возились с "отработанным" материалом? И обид на них никто бы не посмел держать: уж коли "свои" бросали в 41-м, то чего ждать от чужаков! А они везли! Из каких соображений исходили? Какая из "прогнивших" моралей ими управляла тогда? Почему сегодня "свои" убивают и морят, как всегда, "друг друга" без малейших угрызений ненужной совести? Почему через семь десятков лет "процветания социалистической морали" с гуманизмом у нас такая "напряжёнка"? По объёму гуманизма в каждом из нас, мы сегодня должны "утереть нос" народу, что имел однажды неосторожность впасть в "фашизм с шовинизмом" плюс "расовое превосходство", но такого явления вроде бы не наблюдается. Это я сегодня должен открыть магазин Second Hand в Берлине, а не мой прошлый захватчик снабжать "товаром" магазинчики с таким названием в моём городе через шестьдесят лет после победы над ним! Это я сегодня читаю объявление на старинной входной двери, грубо окрашенной окисью железа на растительном масле: "Почти новые и совсем дешёвые вещи из Германии и США!", а мой бывший противник торгует антиквариатом из России.

Более эрудированный и образованный человек, чем я, о днях продвижения в "логово врага" мог бы сказать так: "войны, а также всякие другие экстремальные условия, превращают малых детей в мудрых стариков! Дети не по годам становятся сообразительными", но такое заключение меня не касалось, и я продолжал оставаться дурачком. Дни проходили так: просыпался, насыщался, чем Бог посылал, и был свободен, как птица, до самой темноты. До того момента, когда наступал полный мрак, и ничего, кроме искр из паровозной трубы, не было видно. Вру: при входе состава на станцию, и при выходе из неё, видел слабые огни керосиновых ламп, что светились через красные, жёлтые и зелёные стеклянные фильтры входных и выходных семафоров.

Дневной побег на запад был интереснее! Если при остановке эшелона на тендер паровоза поворачивали рукав колонки, то это значило: паровоз утоляет жажду и стоянка будет не особо долгой Отходить от эшелона далеко не следует, а не то, чтобы на двух кирпичах готовить питание. Набор воды локомотивом означал, что можно совершить разминочную прогулку вдоль состава и этим ограничиться. Или справить "большие и малые нужды" не испытывая при этом особых стеснений от посторонних глаз. Каждый это делал, и как говаривала мать, "мухи ещё ни из кого "добро" не выносили". Чего взять с приютского воспитания!

Совсем другое дело, когда от эшелона отцеплялся локомотив и куда-то убегал. Это значило, что стоянка будет долгой, настолько долгой, что пассажиры "литерного" успеют не только приготовить на кострах немудрёное питание, но и сходить на разведку окружающей территории. На такое осмеливались наиболее храбрые, и не связанные семейными узами, мужчины.