Polska

Теперь немного о "литературном" обмане: много написано слов о "преследовании старых героев ужасами прошлой войны" Как-то: сны о хождении в атаку, смерти боевых друзей-товарищей. У меня воспоминания о тех временах приходят по случаю, а чтобы сидеть им в памяти не "вынимаемым гвоздём" — такого у меня никогда не было. Такое не случается потому, что настоящих страхов от войны на меня не сваливалось, а те бомбёжки, в коих довелось побывать, были несерьёзными: из настоящих бомбардировок с воздуха живым мало кто выбирался.

"Концентрированная" война, "спирт войны", испили те, кто был в окопах и ходил в штыковые атаки, убивал и кого убивали; кто сидел в танке и посылал снаряды, а в ответ бывал подбит сам и горел, но выжил; стрелял из орудия и сам получал рвущееся железо: кто летал-сбивал-бомбил и кого так же сбивали…

Ничего похожего, даже и близко мимо меня не проходило, а то что было — так, мелочи, несерьёзное всё.

Поэтому, через шестьдесят лет с конца войны штыковые атаки могут сниться только очень эмоциональным людям. Попытаюсь объяснить совсем ненаучным образом: если спросить любого нормального человека:

— Как вы думаете: хождение в штыковую атаку — приятное занятие? Воспоминания о них удовольствие у вас вызывают? — всякий, если он нормальный человек, ответит:

— Нет! — как можно испытывать удовольствие от втыкания острого металла даже и в тело врага? Месть врагу — это удовольствие, но сам процесс совершения возмездия портит психику воздающего возмездие. И трудно поверить в то, что какой-то отдел нашего мозга, забитый ужасами прошлого, не хотел бы стереть эти ужасы раз и навсегда, чтобы остальная часть мозга жила нормально и без кошмаров. Если это не так, тогда у меня не мозг, а садист какой-то, и ему доставляет удовольствие самого себя истязать прошлыми ужасами! Если так, то все герои прошлой войны — сумасшедшие. Не о них ли песня сложена:

"… мы все войны шальные дети

и генерал, и рядовой…

Опять весна на белом свете,

Опять весна на белом свете

Опять весна на белом свете!

Бери шинель, пошли домой!"

Если утром рассказываю ближним о том, как "в сонной штыковой атаке заколол троих врагов, но они почему-то отказывались умирать и это пугало больше, чем мои удары штыком в живую плоть…", то первыми забеспокоятся родственники:

— А он не "того"? Что за кассеты с "фильмами" хранятся в его лысом черепе!? — очень сомневаюсь, что мне нужен такой "видеомагнитофон".

В литературе встречал высказывания, что "старым солдатам снятся штыковые атаки", такое написано, но в реальной жизни — не встречал. Подобные "психологические байки", пожалуй, сочиняли не ходившие в штыковую атаку "мастера художественного слова", но кто бы осмелился сказать о "творцах":

— "Брешут"!

Всё, что сказано выше — только моё. Возможно, что у других с войной всё происходило иначе, но пересыльный лагерь в польском городе Люблине не снится.

Согласно всем литературным правилам и канонам он должен это делать хотя бы раз в месяц. Или два раза в году: в день попадания в лагерь и, соответственно, в день "исхода" из лагеря. Вполне достаточно двух напоминаний.

Не снится, возможно, ещё и потому, что помню его и без сонных напоминаний. Память о лагере не приносит отрицательных эмоций и снов "с холодным пОтом". Такое со мной происходит, думаю, потому, что принимал тогда всё происходящее вокруг своими восьмью годами. Возможно, что в восемнадцать лет лагерь воспринимал по-другому. Бывает, что и приходит ни к месту что-нибудь из прошлого, но сознание чужим голосом задаёт вопрос:

— А на кой хрен тебе это нужно? — и все воспоминания "о штыковых атаках" уходят в глубины памяти до следующего "сеанса связи с прошлым".

Удивляет: каждая "картинка" из прошлого и до сего дня сопровождается запахом. Лагерные бараки вначале воняли дустом, сиречь — гексахлораном, заменителем бань военного времени и препаратом от клопов, вшей, блох. Иных спутников "перемещённых лиц" не знаю. От клопов, грозы военного времени, некуда было деться и нас обильно посыпали продуктом ИГ "Фарбениндустри" в надежде ослабить мощь клопиных атак на юные тела. Никто тогда не подозревал, что ДДТ — порядочная гадость и яд! Сколько этой дряни сёстры и я пропустили через свои детские хилые организмы? По всем тогдашним санитарным нормам Европы, исключая, разумеется, европейскую часть советского союза, мы не должны были вообще выбраться из-за кордона живыми: настолько много было в наших детских организмах иностранной отравы! Пожалуй, тогдашний клоп, вздумай он по глупости выпить ничтожное количество моей крови, немедленно упал бы замертво!