Польская карта (СИ)

— Это не мы. Это сам отец его приложил. Зовут его Франтишек Боженцкой. Богатая усадьба и говорит ещё четыре села у него в русском воеводстве.

— Я сам за себя скажу! — растолкал этот Франтишек обступивших его казаков.

— Говори, — Бирон целый день носился и сам по округе, высматривая, где можно устроить временный лагерь, чтобы ляхи не смогли к нему незаметно подойти. Здесь, в предгорьях, заросших лесом, опытные воины могли, минуя дозоры, легко проникнуть в лагерь и бед натворить. Да тот же порох подорвать в фургонах.

— Я не сторонник Лещинского, у нашего рода давняя вражда с их родом. Лучше пусть немец будет, чем этот жирный боров.

Карл еле сдержал смех. Именно на жирного борова и походил пан Боженцкой.

— Хорошо. Вот письмо, нужно передать его в Кракове Яну Тарло. Мне Иоганн Бирон, брат младший и министр Обороны Российской империи прислал утром известие, что Лещинский застрелен в сече. Так что кроме Августа Саксонского других кандидатов на престол Речи Посполитой и нет. Варшаву и Лодзь Иоганн взял, сейчас окружил и взял в осаду Познань, а оттуда поедет в Дрезден за Августом и привезёт его на коронацию в Краков. Если Тарло этот перейдёт на сторону Августа и сдаст мне Краков без боя, то я обещаю ему милость короля и хорошую должность при дворе. Плюс там скоро столько бесхозных имений организуется, может и ему достанется. Пусть подумает. Жду тебя, пан Божецкой, завтра вечером, если не приедешь, то мы начнём штурм Кракова.

— А сын?

— А что сын? Сын тебя здесь подождёт. Прокормим одного-то, — хотел пошутить генерал, но лях его шутки не оценил.

— Я же за вас, отпустите его.

— Да, легко, как приедешь с ответом от Тарло, так и отпущу.

Событие тридцать девятое

Хочешь плавать на авось — лучше сразу море брось.

Стоишь за штурвалом — не спи: в оба глаза гляди.

Бывает, что и акула библию читает- да мы не видали.

Пиратские поговорки

От Гданьска или Данцига до Познани, если не по карте мерить курвиметром, а по дорогам шагать — вёрст триста. Плутонг Вологодского мушкетёрского полка одвуконь преодолел это расстояние за четыре дня, стараясь как можно быстрее донести весть о Виктории русского флота над французским возле Данцига. Брехт реляцию победную прочёл поздно вечером у себя в палатке в качающемся свете свечей и радостно вышел на воздух сообщить эту весть народу… Передумал. Лагерь спал. Будить народ после муторного дня с двумя штурмами городской стены сразу расхотелось. Пусть люди отдохнут.

Брехт всё ещё не хотел обстреливать город шрапнельными и картечными гранатами, возникнут пожары и разрушения, чего хотелось бы избежать. Только класть своих людей под стенами тоже не хотелось. Бабы, без сомнения, ещё нарожают, но в рекруты отправляют в двадцать один год, а потом ещё три года из крестьянина хоть вот таких солдат нужно воспитать. Дорого и долго. Беречь нужно людей. Потому Иван Яковлевич решил вести войну на истощение. Не осаждать город и ждать, когда у защитников вода и продукты кончатся, а лишить Познань оружия и боеспособных именно защитников. Нужно выбить шляхту на стенах и тех товарищей, которые мелькали на стенах и в воротах в форме похожей на старую форму преображенцев — зелёные кафтаны с красным подкладом и отворотами на рукавах. Что это за воинская часть пока было неизвестно, да и не важно. Было их не много и лиши он город именно военных, и горожане пойдут на переговоры. Тем более, что информацию о гибели Лещинского они получили и смысл их сопротивления вообще не ясен. Просто нужно с русскими повоевать. Кончатся желающие, кончится и войнушка.

Потому, поэтому… Брехт вспомнил про любимое занятие монгол Бату-хана и прочих Сабудай багатуров. Показать атаку и отступить, заманивая радостного неприятеля под стрелы. Даже такому «стратегу великому», как герцог Бирон, было ясно, что из города ляхи преследовать отступающих башкир не сунутся. Там, конечно, русофобы всякие окопались, но не настолько же отмороженные, чтобы совсем страх потерять. Чуть изменил монгольскую тактику Иван Яковлевич. Он оставил на других направлениях только лёгкие пушки, а все серьёзные орудия сосредоточил напротив ворот. Они по паре раз выстрелили, чтобы скорректировать свой огонь по намеченным на стене секторам и прекратили стрелять. Только орудие, что продолжало обстреливать ворота, изредка дымом окутывалось. Два батальона конных башкир спешилось, сколотили что-то наподобие штурмовых лестниц и демонстративно неся их впереди бросилось к стене. Приказ Акаю Брехт дал такой. «При первом же выстреле со стены лечь, дождаться ответного залпа нашей артиллерии и отступить, рассредоточившись».