Польская линия

– Мы думали, что товарищ Дзержинский сообщит вам о своем приезде, – торопливо сказал Артузов, подмигнув мне – мол, если Председатель ВЧК решил пока не сообщать руководству Западного фронта, что у нас есть доказательства измены Фуркевича, то и нам лучше помолчать. Посмотрим, что они станут петь. Одно дело знать об аресте смоленского губвоенкома, совсем другое связать это с предательством начальника отдела штаба.

– Мы слышали, что у Фуркевича был адъютант. Нам необходимо с ним поговорить, – сказал я.

– Адъютант? – удивился Смилга. – Начальникам отделов не положены адъютанты. У Фуркевича служит… служил, то есть, помощник, по фамилии Реутов. Имя и отчество не упомню. Он должен быть в штабе.

– Значит, нужно его доставить к нам, на бронепоезд, – приказал Артур.

Мы с ним уже решили, что нашей «опорной точкой» станет нашбронепоезд. И месторасположение удачное, стены бронированные, и охрана.

– Распоряжусь, – кивнул Медведь.

– Владимир Иванович, я пока пообщаюсь с сотрудниками особого отдела, почитаю протоколы допросов. А вы чем планируете заняться? – поинтересовался Артур, хотя он мог бы мне и приказать.

– Если не возражаете, я отправлюсь в морг осмотреть тело, потом наметим дальнейшие действия.

Дождавшись кивка Артузова, посмотрел на Смилгу с Медведем и спросил:

– Товарищи, сможете обеспечить меня проводником и транспортом? Можно дать и телегу, но лучше автомобиль.

– Возьмите мой, – великодушно разрешил Смилга. – На привокзальной площади стоит «Остин». Шофера зовут Арнис. Город он уже успел изучить, привезет вас на место.

– А он меня послушает? – усмехнулся я.

Знаю я этих латышей – без команды непосредственного начальника с места не сдвинутся. Но получив приказ, выполнят от и до. Правильные ребята, между прочем.

– Пожалуй, что нет, – согласился Смилга. – Придется мне лично отдать приказ. Хотя, я напишу записку.

Как и везде, городской морг располагался на окраине, рядом с больницей. И здание довольно типичное – маленькое, ютящееся на задворках.

Голое тело Фуркевича лежало на металлическом столе, даже не прикрытое простыней. О внешности покойного сказать ничего не могу – самая обычная, а вот округлых ран, с запекшейся кровью, я поначалу насчитал четыре. Нет, сбоку еще одна. Странно.

Патологоанатом – старичок в толстых очках, с ярко выраженной семитской наружностью, с сомнением осмотрел мой мандат.

– Мне сказали, что гражданин командир, доставленный сюда, слишком важная персона, чтобы его резать, – сообщил патологоанатом.

– Доктор, а попроще? – попросил я.

– Можете называть меня Абрамом Шмулевичем, – разрешил врач, потом поправил очки: – Если проще, то мне не приказывали производить вскрытие. Да и к чему оно? Понятно, что красный командир умер не от цирроза печени, и не от инфаркта. Мне приказали привести убитого в приличный вид, замаскировать его раны. Можно подумать, что я бальзамировщик, или театральный гример. Да и руки у меня до вскрытия не дошли.

– Мне не нужно вскрытие, – сказал я. – Достаточно, если вы мне скажете о количестве ранений, характере повреждений. Идеально, если достанете пули. Вы ведь сумеете это сделать, не повредив тело?

– Господин уполномоченный вэчэка, – нервно снял и принялся протирать очки белоснежным платком патологоанатом. – Вы сомневаетесь в моей квалификации? Я занимаюсь своим делом пятьдесят лет.

– Абрам Шмулевич, как можно? – вскинул я руки. – Я просто сомневаюсь – а возможно ли это вообще?

– С такой ерундой справится даже практикант, – хмыкнул доктор, а потом, ухватив какой-то длинный блестящий предмет – кажется, его именуют зондом? принялся выковыривать пули.

Вся операция заняла у патологоанатома минут десять, может и меньше.

– Вот, извольте, – протянул мне Абрам Шмулевич кювету, в которой лежало пять кусочков свинца – четыре почти одинаковых, а один побольше.

Доктор потрогал деформированные пули зондом, сбил в кучку четыре из них, и пояснил:

– Вот эти извлечены из органов, ранения которых, на первый взгляд, не представляло непосредственной опасности для жизни. Если только внутреннее кровотечение, какие-то аномалии – все бывает, нужно делать вскрытие, чтобы ответить точно. А вот эта, – Абрам Шмулевич пошевелил кусочек, явно от пули калибра семь шестьдесят два. – Вот эта извлечена из сердца. Данное ранение, как известно, смертельно.

– Спасибо, Абрам Шмулевич, вы настоящий мэтр своего дела, – похвалил я старенького патологоанатома.

Кажется, нехитрая похвала пришлась по душе старику. Иначе, с чего бы он принялся суетиться, заворачивать каждую пулю в отдельную бумажку? А у меня возникли очередные вопросы, на которые можно получить ответ лишь у товарища Тухачевского.

Глава 18. Вожди мирового пролетариата ​