Польская партия

Несколькими секундами спустя пулеметчики, распределив между собой сектора, открыли огонь. Просто на подавление. Чтобы спугнуть неприятеля и вынудить его отойти. А минометный расчет, расположившись за аэросанями, добавил минами. Немного. Для шума. Стрелять все равно было непонятно куда.

Командиры же внимательно наблюдали за опушкой в бинокли.

Минуты такого обстрела не прошло, как началось движение. То одна фигурка куда-то бежала. То другая. Маскхалатов у них не было, поэтому они стояли у стволов, сливаясь с ними и их тенями.

Егеря, которых в отряде насчитывалось трое, не зевали. И ориентируясь на наводку командиров, сразу же открыли огонь. И очень результативный. На такой-то дистанции.

Остальные же бойцы, тем временем, развернулись широким фронтом, и короткими перебежками стали продвигаться вперед.

Пулеметы уже замолчали. Сразу как побежали стрелки неприятеля. Поэтому кроме отдельных хлестких выстрелов егерей было в целом тихо. Однако все равно – продвигались осторожно. Опасаясь засады.

Уже у самой опушки их нагнал дирижабль и открыл огонь куда-то вперед. В его гондоле было смонтировано восемь 13-мм пулеметов. И летя на высоте полутора-двух километров он мог из них ТАК «приласкать», что тошно станет любому.

– Отходят. – сообщил радист командиру отряда. – Передают, что эти – прикрывали отход. Там до сотни человек. Волокуши со скарбом…

Очередной тяжелый день этой сложной и тяжелой зачистки шел своим чередом. Священник, который был включен в каждую такую команду, за эти несколько месяцев уже поседел от того, что ему пришлось увидеть.

Там, в городах, были относительно цивилизованные банды, обслуживающие интересы партийных функционеров и сотрудников «органов». А здесь, в глуши такого уже не скажешь. Только их отряду удалось обнаружить около десятка культовых объектов со следами ритуальных убийств. Парочку даже пришлось брать штурмом и наблюдать совсем свежие жертвы. А тот же молодой мужчина, превращенный молотками тюкальщиков в подобие фарша – зрелище не для слабонервных. Равно как и трупики подростков со спущенной кровью. Но здесь уже бегуны отличились…

Одно хорошо – всю эту нечисть гнали из квадрата в квадрат, уничтожая самым безжалостным образом. Буквально выжигая. И чем дальше, тем меньше их оставалось. Хотя сопротивление они, как и прежде оказывали отчаянное. Но ни у кого из бойцов не было ни малейшего сомнения, при нажатии на спусковой крючок.

Все дальше удавалось их загнать в горы.

Все меньше у них оставалось баз.

А впереди их ждала весна. Голодная и холодная весна. Распутица и бурные потоки воды. Сели. И прочие прелести. Которые должны были прибрать тех, кто выжил после этой грандиозной зимней охоты…

Тем временем в Москве происходила довольно грустная история.

Дзержинский заболел.

Сердце подвело его. Как и в оригинальной истории. Только позже.

Вот и слег.

– Феликсу Эдмундовичу нужен полный покой! – менторским тоном произнес врач, собирая свое вещи со столика у постели больного.

– Как скоро вы поставите его на ноги? – тихо, но твердо поинтересовался Фрунзе.

– Бог мой! Какие ноги? О чем вы думаете? У Феликса Эдмундовича очень плохое сердце. Ему полностью противопоказаны волнения и всякая суета. И нагрузки. Даже прогулки. Сами видите – ему становиться плохо даже от прогулок!

Михаил Васильевич грустным взглядом встретился с Дзержинским. Тот печально улыбнулся. Молча.

Говорить ему ничего не хотелось.

Слишком сильно он себе износил организм. Да, в 1926 году выжил. Но далеко не «убежал». Многие годы употребления кокаина дали о себе знать.

Что только Фрунзе не делал для того, чтобы подлатать друга и соратника. Даже древние корни женьшеня выписывал, в надежде на их помощь. Но тот и лекарства принимал нерегулярно, и работал, не щадя себя, и кокаином иногда баловался, когда простых сил ему уже не хватало. Хотя вроде бы отказался.

И вот – результат.

Но полтора года – это срок.

Пусть не такой, на какой рассчитывал Михаил Васильевич, но срок значимый. И успел за это время он многое.

Вышли в коридор.

– Он выживет? – тихо спросил нарком доктора.

– Все мы смертны. – развел он руками.

– Не юродствуйте. Вы прекрасно поняли, о чем я вас спросил.

– Будем надеяться на чудо. Без него… мда… он очень сильно запустил свой организм. Если говорить по чести, то я не могу гарантировать ему и дня жизни. Все очень плохо. Он может умереть в любой момент.

– Ясно… – произнес Фрунзе, поиграв желваками.

Немного помедлив повернулся к Артуру Христиановичу, первому заму Дзержинского.

– Обеспечьте все, что распорядился сделать доктор. Тишина, покой, любые лекарства. Все что угодно. Если потребуется моя помощь – обращайтесь напрямую в любое время.

– Сделаю. Все что от меня зависит, сделаю. – очень серьезно произнес тот.

Артур Артузов, а точнее Артур Евгений Леонард Фраучи, сын швейцарского сыровара итальянского происхождения, родился и вырос в России. Имел за плечами и золотую медаль за гимназию, и окончание с отличием Петроградского политехнического института, а также большой опыт работы в ЧК-ГПУ-ОГПУ.