Польская политическая эмиграция в общественно-политической жизни Европы 30−60-х годов XIX века

Это мнение подтверждалось тем, что в прусском и австрийском государствах «сочувствие польскому делу» проявлялось, как писал российский посол в Вене Д. П. Татищев, «почти повсюду». 21 августа (2 сентября) 1831 г. он сообщал о «волнениях в среде венгерского дворянства», мечтавшего о национальной независимости⁶. В чешских же и словацких землях, входивших в состав империи Габсбургов, общественность горячо интересовалась польскими событиями. В Брно юрист Ф. Зах занимался организацией помощи польским беженцам. Борьбе польского народа симпатизировали так называемые чешские будители, в частности, П. И. Шафарик, Ф.Л. Челаковский, а также представители «поколения 20-летних», стремившиеся оказать действенную помощь полякам. За это выступал печатный орган чешской интеллигенции журнал «Cechoslav», а некоторые молодые люди направлялись в Польшу сражаться, как, например, студент Э. Мюллер из города Моравска-Тржебова. Но наиболее широко кампания помощи развернулась после поражения восстания. Поэт К. Маха, видевший в борьбе поляков «знамение времени», возглавил комитет, помогавший участникам восстания, нелегально проезжавшим через Прагу и ее пригороды. Сеть тайных центров помощи проходила и в других городах Чехии и Моравии (Ческа-Тржебова, Литомышль, Куклены, Теплиц). Маха и его единомышленники К. Сабина, Ф. Браунер, Э. Мюллер, Ф. Зах, Я. С. Томичек, Ф. Ц. Кампелик и другие переправляли поляков за границу, снабдив их деньгами, одеждой, продовольствием. Часть нелегальных эмигрантов переправлялась через словацкие области Венгрии, другая часть официально направлялась под конвоем в Германию. Они шли из Тешина в Пруссию через Моравску-Остраву и Опаву, либо через Оломоуц, Градец Кралове, Румбург в Саксонию, а также направлялись в Баварию через Южную Чехию. Такими путями проследовала значительная часть тех 20 тысяч польских солдат и офицеров из корпусов Дверницкого, Раморино, Каминьского, Ружицкого и других генералов повстанческой армии, которые были интернированы на австрийской территории. На польских землях во владениях Пруссии и Австрии их встречал восторженный прием в городах, через которые они проходили. Сочувствие общественного мнения в славянской части Австрийской империи проявлялось как в конкретной помощи, так и выражалось в широком распространении польских песен, приобретших большую популярность. Поляки, в свою очередь, были тронуты теплым отношением славянских братьев, о чем, в частности, свидетельствовала памятная надпись, сделанная польскими эмигрантами на скале в городе Зноймо 3 марта 1832 г.⁷

Горячий прием, как утверждали сами эмигранты, ожидал их и на пути следования через немецкие земли. 27 октября (8 ноября) 1831 г. российский посланник в Дрездене А. А. Шрёдер сообщал, что город «кишит польскими офицерами из корпусов Гелгуда, Рыбинского и других, перешедших на прусскую территорию, которые, пройдя карантин, выезжают сюда». Он подчеркивал, что среди них есть «лица, игравшие более или менее заметную роль» в восстании. В следующем сообщении 13 (25) ноября он вновь писал о прибытии в Дрезден «множества офицеров из армии польских мятежников», причем отмечал, что 40 человек из них задержались в городе вопреки строгим мерам, которые местные власти были обязаны к ним применить. Однако, как указывал российский дипломат, «принятие по отношению к ним строгих мер […] поставило бы под вопрос сохранение спокойствия в столице», так как «они оказывают большое влияние на общественные настроения […] устанавливают отношения с адвокатами, начальниками городской стражи, мелкими буржуа, стараются расположить их к себе и поделиться опытом»⁸.

Усилия польских эмигрантов оказались не напрасны. Хотя кое-где, как например, в Бранденбурге, имели место случаи враждебности жителей по отношению к полякам, но в целом в германских землях польское восстание было встречено с большим сочувствием. Это нашло выражение, в частности, в общественном отклике на случаи препятствования прусских властей выезду польских эмигрантов на Запад. Так, когда в 1832 г. власти города Фишау голодом и репрессиями заставили интернированных повстанцев вернуться в пределы Российской империи, Г. Гейне заклеймил этот акт насильственного давления, заявив: «Кровь кипит в моих жилах, когда думаю о том, как подло, двулично и трусливо отнеслись пруссаки к этим благороднейшим сынам недоли». Немецкий поэт возмущался и реакцией «либерального» министра иностранных дел Франции О. Ф. Себастиани, который в ответ на интерпелляцию демократической оппозиции по поводу царских репрессий в Польше провозгласил: «В Варшаве царит порядок!», «бесстыдно – по выражению Гейне – бросив с трибуны Франции издевательство в лицо народам»⁹.