Увидев, что глаза Марии наполняются слезами, он усилил натиск, и постепенно гнев – подлинный или показной – затуманил ему голову:
– Я хочу… Внимательно слушайте меня. Я хочу силой заставить вас любить меня. Мария, это я извлек из забытья название вашей родины! Польская нация существует, как и прежде, только благодаря мне. Я для вас уже сделал много, но могу сделать еще больше!
Потом он вынул из кармана жилета часы и посмотрел на них.
– Видите, я держу в руках часы? Точно так же, как я разобью их сейчас вдребезги у вас на глазах, я разнесу Польшу, если вы откажете мне. Не забывайте, я все могу разбить.
Так же, как эти часы, погибнет Польша, а вместе с ней и все ваши надежды, если вы доведете меня до крайности…
С этими словами он швырнул часы на пол и с яростью раздавил их каблуком.
После этого Мария, не сдержав наплыва чувств, в полуобмороке рухнула на диван.
Некоторые историки утверждают, что Наполеон овладел Марией в то время, когда та была в обмороке. В частности, Андре Кастело пишет:
Ему вторит Фредерик Массон:
Так ли это было на самом деле? К сожалению, во всей этой странной истории приводит в отчаяние именно то, что ничего нельзя утверждать наверняка.
Как бы то ни было, историк Ален Деко оправдывает в этом Наполеона, ссылаясь на его «недостаточное умение вести себя с женщинами». Он уверен, что Наполеон «имел полное право считать поведение Марии Валевской проявлением кокетства, типичного для славянской женщины, которая бывает то огненной, то холодной».
Конечно, Наполеон имел полное право считать все, что ему угодно. Но как он мог совершить подобное? Говорят, что агрессия свойственна большей части сильной половины человечества, и очень часто ее вектор направляется на ближнего своего. Подобное происходит при невозможности дать нормальный выход своей сексуальной энергии или же в случае, когда вспышка обычной агрессивности трансформируется в сексуальную. Тут уж достаточно даже малейшего повода – даже, как утверждает Ален Деко, «проявления кокетства» или просто мысли о том, что это кокетство имеет место.
Император тоже человек, а великие люди кажутся особенно развратными лишь потому, что мало кому известны биографии миллионов так называемых простых людей. Было ли тут дело только в «недостаточном умении вести себя с женщинами»? Вопрос риторический. Конечно, отношения Наполеона с женщинами были весьма своеобразными. Но тут еще надо иметь в виду и следующее обстоятельство: без всякого желания задеть чью-то национальную гордость, все же заметим, что Наполеон был не просто французом, а корсиканцем. А корсиканцы – это народ весьма специфический, до сих пор живущий порывами, подчиняющийся инстинктам и соблюдающий неписанные правила средневековой вендетты. Кто бы что ни говорил, но и понятия морали у корсиканцев явно отличаются от аналогичных понятий тех же парижан или флегматичных жителей Эльзаса и Лотарингии.
Автор знаменитого двухтомного сочинения о Бонапарте Андре Кастело анализирует поведение Наполеона в данной ситуации следующим образом: