В завершение необходимо указать некоторые важные, связанные с вышеуказанным приказом НКВД СССР № 485, нюансы. Во-первых, это был уже второй «национальный» приказ. Менее чем за две недели до его издания на основании решения Политбюро ЦК ВКП(б) был направлен на места приказ № 00439 об аресте всех немцев, работающих на оборонных заводах[735]
. Однако в отличие от приказа по польской линии предлагалось сосредоточиться только на работниках оборонных предприятий — немцах по национальности. Количество их было не столь значительным. Во-вторых, и это крайне важно для заявленной темы монографии, в этом приказе не давалась оценка работы чекистов против немецкой разведки и не заявлялось о проникновении ее агентуры в ВЧК- НКВД. В-третьих, именно к приказу № 485 прилагалось закрытое 30-страничное письмо, изобилующее конкретными фамилиями, в том числе и сотрудников органов госбезопасности, которые якобы являлись польскими агентами, полностью развалившими работу по противодействию разведке Польши и полностью парализовавшими нашу разведку против этой страны. Количество поляков-чекистов было многократно больше, чем, к примеру, немцев. Поэтому исполнители приказа могли столкнуться с необходимостью ареста своих коллег, с которыми работали в боевых условиях Гражданской и советско-польской войн, действовали как нелегалы за границей, проводили многие опасные для жизни оперативные мероприятия внутри страны да и просто дружили в быту. Авторы статьи о «Польской операции НКВД» Н. Петров и А. Рогинский привели следующие слова одного из сотрудников УНКВД по Московской области А. Пестеля: «Когда нам, начальникам отделений, был зачитан приказ Ежова об аресте абсолютно всех поляков (о всех поляках в приказе не говорилось. —Подведу некоторые итоги сказанному. Итак, какие же объективные факторы сказались в начальном периоде репрессий против польских политэмигрантов в 1933 г.? Во-первых, процесс формирования польской Коммунистической партии был достаточно сложным. В 1919–1920 гг. в нее по разным причинам влились представители других политических организаций, включая не только членов ППС и бывших легионеров Пилсудского, но даже и членов Польской организации войсковой. Во-вторых, в период работы в подполье многие из партийцев, в том числе и отдельные руководители подполья, арестовывались польской политической полицией и контрразведкой. Эти органы применяли всевозможные методы, вплоть до пыток, для привлечения арестованных к секретному сотрудничеству, и процесс инфильтрации провокаторов в коммунистические организации принял достаточно серьезный характер. В-третьих, на фоне фракционной борьбы внутри КПП вопрос о борьбе с провокацией стоял очень остро. Дело дошло до создания специальных комиссий как при ЦК КПП, так и при польской секции Коминтерна. Эти комиссии работали в контакте с польским отделением КРО ОГПУ и даже возглавлялись откомандированными из этого подразделения сотрудниками. Трудности борьбы с провокацией усиливала не прекращавшаяся со второй половины 1920-х гг. фракционная борьба и, возможно, даже в большей степени, личностные склоки — как среди нелегальных работников в Польше, так и польских политэмигрантов в СССР. Все это оставалось актуальным и в 1937–1938 гг.