Польско-русская война под бело-красным флагом

Тут трансляция прерывается, — может, журналиста сдуло с ног, ну, ничего, ему потом медаль дадут, посмертный «Орден улыбки» и именной компас от польского эмигрантского правительства за особый нонконформизм в служении правде. Ветер сбрасывает радио с тумбочки, и теперь будет многосерийный просмотр всех видов ветра, какие только существуют. Очень интересно, каждый ветер дует в другую сторону и каждый вырывает что-то свое, что именно не видно, но хорошо слышно, что что-то другое.

Если я отсюда выйду, то вот те крест, я куплю себе такой ветер, сначала просто как любитель, но потом уже буду покупать профессионально, со знанием дела, не нравится мне какой-нибудь мудак, я ему раз, напускаю на флэт ветер, и до свидания, я ваша тетя, проводка сорвана, теле- и видеотехнику выдуло, у женщин трусы видно, детям уши продуло, а я сижу, джойстиком двигаю, пивко потягиваю, Магда раздевается, а я ей говорю, ну, куда ты, блин, лезешь со своим трахом, не видишь, я сейчас занят серьезным делом, деньги зарабатываю, долг для одного кореша выбиваю?

Это мечты у меня такие, все в бело-белой тональности, вот бы кто-нибудь снял кино и продал как универсальный видеофильм под названием «Мое первое причастие». Это же кучу бабок зашибить можно, инвестиции пустяковые, музончик какой фоном пустить, походить по приходам, попродавать, никто бы и не допер, что это не его дети, потому что все было бы равномерно белое, типа такой крупный план.

Не надо было умирать, говорю я себе, потому что теперь уже ни в чем не уверен. И хоть бы один честный человек нашелся, чтобы мне, блин, правду сказал. Живой я или умер. Если живой, ладно. Если умер, то мне, конечно, будет неприятно, но ничего, как-нибудь переживу. Но чтоб вообще не знать, об чем речь, я больше не могу. Получается, что мои сны, мои глюки, про которые я как про облупленных знаю, что они бредовые, залили вдруг все вокруг, и теперь у нас тут подвижная граница и передвижной праздник, которые могут появляться в любом месте и в любое время, как сыпь. Я уже вообще не врубаюсь, что тут правда, а что нет, каждый раз, когда я вытягиваю руку и что-то щупаю, оно оказывается сделано из простыни, я это уже тщательно проверил. Если они меня подставили и развели на мне плантацию простыней, почва, мол, светлая, но плодородная, и теперь простыня славно разрастается, санитарка приходит и регулярно ее подстригает, но она все равно заполонила уже все вокруг, выползла через окно и накрыла город.

Когда я отдаю себе в этом отчет, происходит вот что. Взаправду. Из-за между простыней, из-за между пергаментов появляется не кто иной, как Масовская собственной персоной. Возможно, она как раз вынула меня из ящика стола, вытащила из конверта, положила перед собой на стол, сидит и смотрит. А если я начну двигаться, то она в крик и прихлопнет меня какой-нибудь книжкой. Я из последних сил еще успеваю врубиться, что это именно она. Но, должен сказать, выглядит она еще хуже, чем я, мама дорогая. Что я, очень может быть, плохо выгляжу, это логично, причинно-следственные связи в природе, но почему она? Морда опухшая, как у китаёзы. Неужели нашла работу в Западном Берлине и косит под японку? А в свободное время потихоньку проливает слезы над моим несчастным случаем, чтобы выглядеть более экзотично. Ох, как мне тебя жаль, моя красавица, и хотя все это мне устроила именно ты, я тебя прощаю, полное всепрощение и понимание, меня уже нет, но это не значит, что ты должна по мне плакать, жрать элениум и резать себе вены. Лучше сядь, книжку почитай, я не против, я еще и пододвинусь к тебе, спрошу, что читаешь, хотя в глубине души мне на это глубоко насрать.

— A-а, да так, шпоры по литературе, если тебе интересно. Это я опять к выпускному готовлюсь, может, сдам со второго раза, — говорит она тогда, чем шокирует меня до такой степени, что я даже забываю, на каком языке когда-то разговаривал.

— Могу тебе вслух почитать, если хочешь, — говорит она, такая вдруг добренькая сделалась, такое у нее доброе сердце, подкармливает зимой синичек, стирает послюнявленным пальцем вульгарные надписи в лифте, спасибо-пожалуйста на каждом шагу. Она меня просто добивает. И к моему удивлению, она читает мне краткое содержание разных книжек, иногда даже интересные истории попадаются, вся Польша читает детям, а ты читаешь своему ребенку? Особенно меня трогает одна сказка, как один мужик, по имени Зенон, получает по морде кислотой прямо в лицо, ни фига себе дела, думаю я, это, наверное, предварительные ласки, а трахач потом будет, но они дальше не описали, потому что это было бы политически нерентабельно. Я стараюсь делать Масовской знаки большим пальцем, жить этому герою или умереть, но она назло читает с точностью до наоборот, не так, как я хочу, ну что за нереформируемая проблядь, я бы ей даже бабок подкинул, лишь бы этот Зенон той суке дал сдачи по морде, но не кислотой какой-то, а ломом и насмерть, чтоб было поровну, а то получается, что один пол ездит на другом поле верхом и вдобавок блядская рука блядской рукой погоняет.