Польское Наследство

Сперва Хелье даже не нашелся, что на такое ответить.

— А еретики — они не очень хитрые, — ораторствовал Бенедикт. — И мало их. Я вот ходил по улицам, спрашивал людей — ты, мол, еретик? И ни один не сказал — да, ага, точно, еретик. Нет в Париже еретиков!

Аудитория снова засмеялась.

— Былины — выдумка, сказки — выдумка, михвы — выдумка, — сказал Хелье. — А летопись должна отображать то, что было на самом деле.

— Назови такую летопись, — предложил Нестор.

— Назвать? Ну… Вот Плутарх, к примеру…

— Это было давно, отец. Что там было на самом деле — кто ж его сейчас разберет. Наверняка многое из того, что там написано, Плутарх придумал сам.

— А Библия?

— Библия — не летопись.

— Я не об этом.

— А о чем?

— О заповеди. Есть такая, если помнишь — «Не лжесвидетельствуй».

— Нет.

— Что — нет?

— Не так там написано.

— А как?

— «Не лжесвидетельствуй на ближнего своего».

— И что же?

— Рюрик — он мой ближний? Я его не видел никогда. Я даже не знаю, был ли он на самом деле.

— По-моему, тебя надо просто выпороть хорошенько, — сказал Хелье. — Ладно. Скажи мне только — зачем ты все это пишешь?

— Не понял.

— Просто для хвоеволия, или славы возжелал? А может, ради денег?

— На спор.

— На спор, на спор… Это такая шутка? — спросил Хелье.

— Нет. Просто как-то, года три назад…

— Ну, ну?

— Был я в детинце… ты был в отъезде…

— Так. И?

— Зашла речь о Летописи Торбьорна. И я сказал, что там много неточностей и стиль корявый.

— Продолжай. Только потише, а то тут оборачиваются, мы им проповедника слушать не даем.

— Ярослав к этому прицепился.

— Он присутствовал? Продолжай.

— Он мне сказал, что раз я такой умный, так не написать ли мне свою летопись. Я ему говорю — что ж тут такого сложного? Он говорит — вот триста гривен, я тебе заплачу, если допишешь до времен Святослава. И добавил — боюсь, что эти триста гривен ты никогда не получишь.

— Так. Дальше.

— Меня это задело.

— И с тех пор ты…

— Оказалось труднее, чем я думал, но не намного. Уж почти закончил. Пришлось перечитать много разного…

— Боюсь я, Нестор, что разговор шел вовсе не о трехстах гривнах.

Нестор промолчал.

— Боюсь, — продолжал Хелье, — что Элисабет строила тебе глазки, а ты и растаял.

— Хуже, — сказал Нестор.

— Что может быть хуже?

— Князь сказал, чтобы я в детинце больше не смел появляться, ибо по жизни ничем не занимаюсь, и человек я никчемный. Я ему сказал, что, напротив, занимаюсь, и что я летописец. Глупость сказал, понимаю. Но сказал. Вот он и прицепился — напиши, тогда прощу.

— Прощу — за что?

— Застал он нас с Элисабет тогда… мы с ней целовались…

— Листья шуршащие…

Хелье сперва испугался, а затем ему стало смешно.

— Ладно, — сказал он. — Послушаем, чего он там болтает.

Меж тем Бенедикт искусно плел свою проповедь — время от времени добавляя лестную фразу, совершенно невзначай, по адресу — то парижан, то женщин, то короля, вставляя время от времени забавные случаи из жизни.

— Ходил я тут по городу, — разглагольствовал он, — расспрашивал людей. К примеру, сказали мне, что Церковь попустительствует нищим, и что нищие, коим Церковь обеспечивает неприкосновенность, даже платят за это Церкви налог.

По помещению прошел шепот — действительно, слухи такие ходили по городу, но как узнал о них римский проповедник, только вчера к нам прибывший — не на самом же деле он ходил по стратам, расспрашивал прохожих! Да и чего их расспрашивать — не скажут ведь, ибо в первую очередь подумают, что спрашивающий — спьен.

— Не скрою от вас, дети мои — Церковь может и рада была бы обложить нищих налогом, если бы хотя бы часть этого налога можно было бы с них получить. Может в Париже нищие особенные и с радостью расстаются с деньгами, не знаю.

Аудитория захихикала.

— Слов нет — на стратах кругом попрошайки, по страту не пройти. Добрые парижане думают, что попрошайки эти работать не хотят, а денег за день собирают столько, что ремесленнику за месяц не заработать. И подавать им поэтому противно. Есть тут один момент, мне лично не очень понятный. Если, как они утверждают, доход нищих в несколько раз превосходит доход ремесленников, то как же это в Париже до сих пор сохранились ремесленники?

Аудитория засмеялась.

— Рекомендую каждому, — сказал проповедник, — кто думает, что нищие богаче его, стать нищим. А что? Работать не надо, денег прорва. Попрошайничество грехом не является…

Смешок прошел по аудитории.

— Не является, — повторил проповедник. — Ни великим, ни малым. Вон там, у входа, тумба стоит, а в ней прорезь сделана — для пожертвований…