Небо затянулось светло-серыми облаками. Хелье надвинул шапку, купленную в Ханновере, на уши, обмотал шею судариумом из толстой материи, и пригнулся к гриве коня. Коню тоже явно не нравилась погода, он поводил ушами и ржал невнятно. Опытные всадники умеют распознавать настроение коней. Хелье был опытный всадник, но распознавать настроение коня по тому, как он ушами машет или глазами зыркает было ниже его достоинства.
Померань… Местность называлась — Померань. Вот уж точно, подумал Хелье, всем Помераням Померань.
Редкий лес вокруг не спасал от ветра, а тут еще и дождь пошел — сильный, и совершенно равнодушный к настроению коня и всадника. Хелье замычал от ненависти к регионам с неудобным для проживания климатом. Стало заливать глаза. Он умерил бег коня и попытался думать о чем-то приятном, о теплом взморье, например, о цивилизованных людях, о пиниях, но приятное показалось ему вдруг сказочным и недосягаемым. Он понял, что на душе у него пасмурно, и понял почему, и стал ругать сам себя. Да, он мотался по всему миру, и даже в этих краях бывал — чего ж раньше не заехал, просто так, по-дружески? Не хотел нарушать… что?… идиллию? покой?… это не оправдание! Он утешал себя мыслью, что обычная жизнерадостность друга сведет на нет все пасмурные мысли, и станет хорошо и легко.
Показался склон, и на вершине его весьма эффектно выглядящий на таком расстоянии слотт с круглой башней, скорее всего декоративной, обнесенный стеной. Справа по ходу открылись какие-то хилые огороды — очевидно те, от которых слотт кормился. Слева расположился сероватый луг, и на нем паслись в меру упитанные коровы, и какой-то… леший его знает… управитель, распинал пастуха, а пастух тупо возражал и оправдывался. Услышав топот копыт и увидев всадника, пастух и управитель замолчали и вытаращились. Хелье остановил коня и сполз с него — спрыгивать боялся, было скользко, мокро, и как-то глупо кругом — еще ногу подвернешь!
— Добрые люди, мир вам! — сказал он на саксонском наречии. Исчерпав таким образом свои познания в этом направлении, он перешел на шведский, — Скажите, как зовут хозяина этого жилища? — Он показал рукой на слотт и повторил вопрос — по-славянски и по-французски, и начал было выстраивать в уме латинскую фразу, как вдруг управляющий перебил ход его мысли, сказав по-славянски:
— Хелье? Я не ошибаюсь?
— Ты, Годрик, никогда не ошибаешься, — узнав голос и радуясь, заверил его Хелье. — Ты, если за что берешься, делаешь все до конца. Вот, кстати, не мог бы ты остановить дождь? Дам два золотых дуката.
Годрик с серьезным видом посмотрел на небо.
— Я подумаю, — ответил он без улыбки.
Сколько ж ему — сорок пять, пятьдесят, подумал Хелье. Держится хорошо. Спина прямая. Осунулся. Морщин много. Руки в жилах. Глаза красноваты — либо от дождя, либо пьет.
— Кошелька твоего придержатель дома?
— Дома, — ответил Годрик. Видимо, он хотел что-то добавить. Но не добавил.
— А я вот приехал его проведать, — сказал Хелье.
— Вижу. — Годрик и к этому хотел что-то добавить. И добавил, — Не только за этим.
— Как он? Все такой же?
— Хмм… — Годрик повернулся к пастуху. — Иди, иди к коровам. — И снова к Хелье. — Я вот тут земли прикупил, хозяйством обзавелся, да и женился. И четверо детей у меня, а жена не очень умная, но этого следовало ожидать — германцы они ведь сухопутный народ, понятия у них нет.
— Так, стало быть, поле это твое?
— Да.
— А слотт?
— Слотт Дир купил, перестроил, а потом еще раз перестроил.
— Ты у него больше не служишь? — спросил Хелье, ведя лошадь под узцы и шагая с Годриком в ногу.
Годрик помолчал, а потом сказал:
— Хелье, ты, когда Дира увидишь, будь с ним добрее.
Хелье даже испугался.
— Что значит — добрее? Что ты имеешь в виду?
— Добрее.
— Не понимаю. Что с Диром, Годрик? Он сошел с ума? Или стал колдуном? Может, он изувечен? Да ты не молчи!
— Нет, ничего такого, — Годрик улыбнулся. — Ничего такого страшного, не бойся. И еще, когда мы придем, он будет на меня покрикивать, мол, неповоротливый я, ленивый, старый и глупый, чтоб быстрее подавал, огонь поуправистее разводил, и прочее — так ты не обращай внимания.
— Так ты все-таки служишь ему?
— Нет. Но он… Дир… делает вид, что служу. Особенно когда гости у него, что не так уж часто случается последнее время. И то — спокойнее оно.
— Ничего не понимаю, — сказал Хелье.
— Поймешь.
Ворота крепости стояли распахнутые.
— Давай я пока что твоего топтуна привяжу, — сказал Годрик, беря коня под узцы. — Дир скорее всего в малой гостиной, в первом уровне, справа. Как пойдешь по анфиладе, так направо шагов через сто сорок.
— Что он делает целыми днями? — спросил Хелье.
— Раньше у него был чтец, — сообщил Годрик. — Но он ушел.
— Почему?
Годрик промолчал.
— А ты ему не читаешь?
— Он говорит, что у меня голос скрипучий.
И Хелье вошел в слотт и проследовал через анфиладу со сводчатыми окнами — зал, следующий зал, и вот чуть приоткрытая дверь справа, огромная и тяжелая.