Польское Наследство

– Он полез в драку, решил, наверное, пробиться к тебе. Ему попали по голове, а когда он очухался, то увидел, как тебя валят, и рванулся туда. Сверд ему мешал, и он его бросил. Ты лежал на спине, мимо бегали и ездили верхом, и Нимрод стал тебя оттаскивать. Твоя дочь заметила и бросилась ему помогать. Вдвоем они дотащили тебя до повозки. Сильная девушка твоя дочь. Она стала заволакивать тебя на повозку, а Нимрод стал поддерживать тебе ноги, и в этот момент просто упал и умер.

Гостемил молча смотрел на Хелье.

– Не от восторга, – пояснил Хелье. – От раны. По голове ему попали свердом.

– Откуда тебе все это известно?

– Я как раз в этот момент подоспел. И сменил Нимрода. Иначе дочь твоя тебя бы так растрясла, что живым бы ты до этого дома не добрался. Молодая, сильная, но неопытная. И грома боится. Два раза под повозку пряталась.

– А рана Нимрода…

– Я его осмотрел. Елена толкала повозку, а я осматривал.

– И бросил его там? Как же так, Хелье!

– Он умер, говорю я тебе! А там еще оставались живые, о которых мне следовало позаботиться.

– Позаботился? – с горечью спросил Гостемил.

– Да.

Помолчали.

– Что ж, – сказал Гостемил. – Надо сказать Иллариону, чтоб отпел…

– Я уже сказал.

– И надо найти … опознать … тело.

– Уже сделано.

Еще помолчали.

– Спасибо тебе, друг мой.

Хелье кивнул.

Помилуй тебя Создатель, Нимрод, дружок мой, подумал Гостемил. Насколько мне известно, никому ты не причинил зла. А если причинил – помилуй тебя Создатель.

– А дочка моя почему такая злая нынче? – спросил он.

– Не знаю. Что-то не заладилось у нее в любовных делах.

– И ты туда же! Хелье, это глупо. Она была со мной неотлучно в Киеве, а потом ездила с поручением к Ярославу.

– Там и спуталась с кем-нибудь.

– Хелье, не смей.

– С дочкой разберешься сам. Выздоровеешь – возьми розгу покрепче да отходи ее поплотнее. Очень помогает в воспитательных целях, очень, – Хелье раздражился не на шутку.

– Я подумаю, – серьезно ответил Гостемил.

– Но, в общем, она у тебя забавная, – смягчился Хелье. – Вот только засветили ей в глаз…

– Я допытывался, но она не признается, – сказал Гостемил.

– Это ее под стражу взяли в Хоммеле. Не поверили, что она твоя дочь, и что ты ее послал.

– Как!

– Представь себе.

– У нее был мой амулет!

– Да? Странно.

– Впрочем, – догадался Гостемил, – я ведь сказал ей, что его следует показывать только в самом крайнем случае. Стало быть, она решила, что случай не крайний. Эка у меня дочка! – восхитился Гостемил.

– Да, дочка что надо, – согласился Хелье.

***

Весь путь по Днепру до Киева Лель косился на Ярослава, сидящего в соседнем драккаре, и несколько раз поймал на себе мрачный, недружелюбный взгляд князя. Будучи от природы неглупым, Лель предположил, что жить по соседству с князем будет ему неудобно. В какой-нибудь противный, пасмурный день у князя сделается плохое настроение – и мало ли какой приказ он отдаст, и кому, и какие у этого приказа будут последствия – для Леля.

Ширин сидела рядом с Лелем и смотрела на него – в профиль, стараясь поменьше демонстрировать подбитый глаз, и улыбалась то просительно, то заискивающе, и несколько раз пыталась завести с ним непринужденную светскую беседу, но он только прикладывал палец к губам, чем и привел ее в полную растерянность. А по прибытии, когда началась свалка на пристани, он просто выскочил из драккара на берег и мгновенно скрылся в темноте. Ширин ринулась за ним. Кругом мельтешили люди, сверкало железо, горел огонь. Влюбленные слепы и эгоистичны. Когда мимо нее пробежал окровавленный Нимрод, крича, «Там! Там!» и показывая рукой, девушка решила, что он имеет в виду Леля. И побежала за ним.

На следующий день она отправилась на Ряженку, в дом Голубкиных, и застала там плачущую Гудрун и только что вернувшегося с легкой раной, сбитого с толку болярина Сметку. Оказалось, что прошлой ночью Лель залез в окно во втором уровне, чтобы не стучаться в запертые наглухо двери и не привлекать таким образом внимание. Гудрун, уловив движение в спальне сына, вооружилась кинжалом и сунулась туда, и нашла Леля, спешно складывающего какие-то грунки в дорожную суму. Гудрун вежливо спросила, что это, собственно, означает. На что Лель ответил, что Киев ему надоел, и он куда-нибудь поедет теперь – развеяться. Гудрун осведомилась, не испугался ли он фатимидов. На что сын ответил ей, что, конечно же, испугался, да только не фатимидов.

Сметка спросил, нет ли у Елены каких-нибудь дополнительных сведений, поскольку некоторые молодые люди ровесникам своим доверяют больше, чем родителям. Ширин с подбитым глазом поведала им о том, как сопровождал ее Лель, и как освободил из-под стражи. О любовном аспекте приключения она умолчала, но родители Леля конечно же все поняли.

– Подожди нас здесь, Елена, – сказала Гудрун и поманила мужа за собой.

– Она будет по нему тосковать, – сказала она.

– Возможно, – согласился Сметка.

– Он уехал в Венецию.

– С чего ты взяла?

– Ну не в Псков же.

– Есть еще Константинополь.

– Да, но дорога туда нынче опасная. Фатимиды всякие.

– Ты права.