Полтава

Петрусь при помощи какого-то неопределённого звука дал понять, что не сможет такого сделать. Ведь достаточно кивнуть головой — и Кирило не отстанет. Да разве время браться за краски? Вот вынужден намалевать на стене петухов...

   — Бог не вразумил, — согласился Кирило. — А у моего пана был маляр, так живых людей вгонял в парсуну.

И с теми словами Кирило исчез.

Из-под кисти вышло всего два петуха, как уже в светлицу ввалился батько Голый. Шапку — на лавку под иконы. Туда приземлился и сам атаман. Э, да он уже не молод, лыс, сед... Глаза из-под косматых бровей зырили на малеванье — брови прогнулись, ладонь — бах о стол.

   — Оце... Лучше не сделаешь, чем в чернодубской церкви. Послушай... Говорят, твоя мать нас благословляла?

   — Моя.

Журбиха перехватила гультяев на развилке дорог в Чернодубе, где стоит свежевыстроенная корчма. Выставленная рука торопливо осенила крестом весь гультяйский люд, который для безопасности пропустил вперёд свои обозы. За то благословение, спрыгнув в пыль, поклонился женщине атаман Голый.

Петрусь не знал, продолжать ли работу, нет ли.

   — Сядь за стол! — приказал атаман, сделавшись вмиг каким-то необычно важным. — Оце... Уважаю маляров да певцов. Чистая у тебя душа. Не рассказываешь о гетмане... А я так скажу: разве может Бог поставить над людьми человека, который не подпускает к себе своих подчинённых? Нет! Он хитростью пролез. Только я хитрить не думаю. Я решил сам стать гетманом!

   — Как так? — удивился Петрусь. — Гетмана выбирает рада!

   — Неправду говорят. Подпаивают, выбирают. Батько Палий уже не возвратится... Хочу иметь силу над всей Украиной! Освободить людей от панов!

   — А царь? — даже приподнялся Петрусь на лавке, держась за стол побелевшими пальцами.

   — Сиди... Речь Посполитая сейчас ослабла. Освободим и Правобережье наше. Царь поддержит сильного гетмана.

Кто измерил царёв ум? Помочь настоящему гетману — дело, а здесь... Как только Петрусь попал на этот хутор, неспокойно стало у него на душе. Как же так? Гультяи вокруг... Галя, живя среди гультяйских женщин в хатёнке возле вала, завела себе казацкую одежду, выпросила у гультяев саблю. Она ежедневно спрашивает: «Петрусю-сердце! Когда же поход? Людей жалко...»

Батько вдруг захохотал, словно обращая всё сказанное им в весёлую шутку:

   — Малюй, казак!

А сам снова уставился в окно. Огромный, хмурый, умный.

За окном шумят деревья. Там, во дворе, варят кашу гультяи, слушая Галино пение. Её песни переполнены печалью о Чернодубе, о суженом. Похожая печаль и в гультяйских думах. Но здесь все убеждены, что жених её — Петрусь. Как усадил Петрусь девушку на коня из Гусаковой конюшни — так и не слезала она вплоть до этого хутора... Зачем собрались? Бездельничать?

   — Ты вот что, — напомнил батько. — Держи пока язык за зубами. А я своего времени не прозеваю. Скажу — люди поддержат.

Ничегонеделанье оборвалось неожиданно. К корчме, закрытой тёмным лесом и обставленной высокими дубами, прискакал весёлый всадник. Привязал коня к воротам с навесом и всех поднял на ноги зычным криком:

   — Казаки! Гетман увёл войско на помощь царю! Шведы бьют царских солдат, а те грабят наших людей! А ещё — убивают насмерть! Шведы нам не вредят! Только просят продавать хлеб.

   — Враньё! — закричали гультяи. Кто-то — в морду приблудника. — Твои шведы нашу веру топчут!

Весёлый всадник утёр рукавом яркую кровь под носом и выхватил из-за пазухи бумагу:

   — Пусть грамотеи читают!

Петруся нашли возле горшочков с красками. Втащили в корчму. Он только глянул на бумагу — чудо! Огромными битыми литерами, по-нашему: король шведов, готтов и вандалов, Карл XII!

Высокие слова заткнули гультяям пасти. Даже толстый корчмарь замер — с раскрытым ртом и огромным жбаном в руках. Кружки, кубки, макитры — всё отодвинуто.

   — Ну что там?

   — Король пишет: шведы не трогают мирных жителей.

   — Ты кто такой? — спросили гультяи; среди них громче всех рыжий Кирило. — Кто дал цидулку?

Но больше не совали в морду кулаками. Приблудник насмешливо повёл отчаянными глазами. Сам высок, крепок, словно пан, — откормлен, хоть одевайте сотником или полковником. Он и сознался:

   — Я служил в гетманском войске. Кто признает? Ну?

Петрусю достаточно взглянуть на толстую шею да широкое лицо:

   — Сотник Онисько!

Человек и глазом не моргнул:

   — Этого казака мне приказывали вязать! Да разве мог я оставаться там? Царь окружил старого гетмана своими солдатами. Ступи не так — на кол! А гетманово войско разбегается. Не на нас идут шведы. Вырвем наши вольности! Будет Украина свободной! А то царские офицеры казаков за наймитов считают!

Его заглушили крики:

   — Значит, швед сюда идёт?

   — Пусть батько ведёт! Ляшских панов прогнали — и своих прогоним к чёртовой матери!

Атаман Голый спал в сарае на сене — его разбудили. Для верности рыжий Кирило плеснул на огромную голову ведро холодной воды. И как был, в мокром красном жупане, усадили атамана на коня.

   — Веди! Народ просит!

   — Гетман уже повёл казаков на шведа!

   — Веди! Веди!