Полтергейст

Очередной сейсмоопасный смешок сотряс комнату. Карлос достал из кармана кожаной куртки визитку и передал мне. Я отказалась от предложенной руки и сама выбралась из узкого сиденья, чем немало повеселила Карлоса. Его прикосновение означало для меня прямой билет в ад, а я туда пока не собиралась. Он проводил меня до дверей и выпустил наружу.

— С нетерпением жду завтрашнего дня.

— Еще бы…

Его губы изогнулись, и он дернул яркую ниточку Мглы, которая связывала меня с Селией.

— Будь осторожна, Блейн. — И Карлос отвернулся, возвращаясь в дом живых девочек и мертвых работников.

Глава тридцать первая

Воскресным утром кампус ТСУ казался неестественно тихим и пустым: будто даже призраки слетелись в часовню, а здания затаили дыхание. Фрэнки отнеслась к моей затее более ответственно, чем к работе, проявив редкую пунктуальность. Ровно в десять, минута в минуту, мы стояли в аудитории двенадцать. Тележка для перевозки оборудования ждала в коридоре. Потревожив мертвое безмолвие, мы энергично принялись за дело.

Фрэнки, которую без макияжа и в простых коричневых джинсах было почти не узнать, встала в центре комнаты и быстро, как настоящий эксперт, ее осмотрела.

— Так. Сначала стол. В дверь он не пролезет, ножки надо будет открутить. Хорошо, что я захватила инструменты.

Она метнулась к тележке и выудила несколько больших отверток, рассовав их по задним карманам. Затем, мы перевернули стол и положили его на ковер, раздавив при этом тонкий, пульсирующий комок энергии, приставший к столешнице. Мы попробовали открутить ножки, но те не поддавались. Наконец терпение Фрэнки лопнуло.

— Плохой стол, плохой, — пробормотала она, вставая. Она пнула каблуком одну из ножек, и кусок дерева выскочил из паза. Из разлома вывалились провода и обломки покореженной металлической скобки, словно внутренности из туши. — Ха! Прощай, столик, — злорадно воскликнула Фрэнки и в приступе кровожадного веселья принялась крушить остальные ножки. Мы скатили тележку с мусором вниз, к черному входу, и сгрузили деревяшки в кузов взятого напрокат грузовика.

Вернувшись в аудиторию, Фрэнки освободила книжные полки и разложила содержимое в две стопки на полу. Собственность ТСУ заняла свое место на тележке; остальные книги отправились в мусорные баки на парковке или в багажник моего «ровера». Придиванные тумбочки постигла та же участь, что и ножки стола — их разбили в щепки и вынесли.

— Развлекуха, — заметила я, когда мы снова поднялись. Колено слегка ныло — сказывалась физическая нагрузка.

— А то! Я будто избавляюсь от Така. Одно удовольствие громить эти вещи.

— Что скажет Такман, когда узнает?

— Пусть поцелует китовый зад. Я ему скажу, что это распоряжение декана, и пусть сам разбирается со старым хрычом. Кишка тонка! — Она загоготала. — После недавней проверки запахло жареным. А еще, я слышала, во время банкета Так что-то ляпнул жене декана. Он здесь долго не задержится, и я безумно этому рада.

Яркий пример оскорбленной женщины. Фрэнки так и не сказала, почему Такман упал в ее глазах, но, судя по всему, ему предстояло горько об этом пожалеть.

Мы выдернули проводку из ковра, оттащили диван и переставили стулья в другие аудитории. Фрэнки выволокла оборудование из аппаратной и погрузила на тележку. Наконец мы добрались до стен: настал черед картин, плакатов и нарисованного Кеном портрета Селии. Я сложила все в металлическую корзину для мусора.

— Есть зажигалка? — спросила я.

— Нет, — ответила Фрэнки. — У меня есть вредные привычки, но курение к ним не относится. И потом, ты же не хочешь, чтобы сработала пожарная сигнализация. Но на кухне должны быть спички.

Мы отнесли ковер и мусорную корзину вниз, на стоянку.

Пока Фрэнки запихивала искромсанный ковер в кузов грузовика, я наведалась на кухню и вернулась со спичками. Я подняла портрет и в последний раз на него посмотрела. Было заметно, сколько души вложил в свою работу художник. Казалось, Селия вот-вот сойдет с портрета. Пробормотав несколько слов, приготовленных для меня Карлосом, я подожгла уголок бумаги.

Бумага занялась не сразу; огонек перескочил на чернила и задымился, необычные завитки дыма закружились в воздухе, посверкивая неестественно яркими искрами.

Я бросила лист в корзину, и пламя запылало ярче, с шипением охватило бумагу. Раздался странный звук: скорбное стенание зависло над огнем визгливым воплем всепоглощающей боли. Дым желтой змеевидной стрелой взвился в воздух над горящими страницами, пронзив алое искрящее сердце. В шоке я отпрянула. Ничего себе!.. Столп искр обернулся женской фигурой, трепещущей во вспышке жутковатого света. В завитках дыма проступило искаженное от ужаса и мук лицо, заломленные руки — пламя пожирало молодую светловолосую женщину в военной форме и с заколотыми сзади волосами. Огонь взревел и вспыхнул красным, затем улегся, унеся видение с собой…