Полторы минуты славы

Негодные лекарства были теперь изъяты, организаторы разбежались и объявлены в розыск. Но все эти побочные успехи сыска никак не проясняли, куда подевался Карасевич. Не проливали они света и на то, что за убитый лежал в сборочном цехе на диване, не говоря уж о том, кем и за что он был убит.

Версии, которые Нелли Ивановна Супрун называла дикими, проверялись все до одной, но впустую.

Одна такая версия вызвала неистовый гнев уже Катерины Галанкиной, да и всей съемочной группы. А ведь ничего особо неправдоподобного в ней не было. Просто Стас предположил, что Федя воровал деньги рекламодателей. Стали проверять документы, и вышло, что Карасевич в этом отношении чист, чего не скажешь о его тяге к бабам.

Баб тоже обошли поголовно всех. Некоторые из них даже никогда не слышали ни о каком Карасевиче. А главное, ни одна баба не знала ни теперешнего местонахождения Феди, ни покойника с режиссерского дивана. Тупик. Вот почему Стас так обрадовался человеку-призраку, что отыскался на телеэкране. Новая зацепка!

Он шел по улице и мысленно ласкал безликий и невыразительный силуэт незнакомца. Майский вечер был бесконечен, тих и зеленовато-свеж. Цвели яблони. Множество девушек с целеустремленными, нетерпеливыми лицами мчались куда-то навстречу любви. Они проносились мимо, не замечая Стаса даже тогда, когда натыкались на него на тротуаре. «Я уже стар и сер, — решил про себя Стас. — Я не волную ни вблизи, ни издали. Мой удел — тетки-неудачницы, потрепанные многолетним семейным счастьем с мужьями-подлецами. И почему я сам не подлец? Почему женщины из-за меня не плачут, не дерутся и не бегают по мужикам? Один Рыжий, бедолага, страдает по моей милости. Двое суток уже не нюхал рыбы!»

Стас убыстрил шаги в сторону торговых точек и на углу столкнулся с Самоваровым. Этот примерный муж имел прямо-таки показательный вид — на его лице застыла рассеянная улыбка, а в руках он держал большой пакет с логотипом центрального гастронома. Только встреча со Стасом сделала его лицо более осмысленным.

— Чем это ты так нагрузился? — ехидно спросил Стас, кивая на пакет. — Стоматологический коньяк?

— Да нет! Семейство Супрун считает, что я уже провел с тобой работу и ты исправился — ослабил свою бульдожью хватку на шее Тошика. Все довольны! А коньяк, увы, выпил поэт Кайк.

— Кто-кто?

— Сценарист сериала «Единственная моя».

— Какого черта ты его поил? — возмутился Стас.

— Он умолял меня сняться в сериале, но я отказался. По эстетическим соображениям. Кайк не желал уходить, пока не прикончил бутылку.

— Так зачем ты ее ставил? Похвастаться захотелось? Задать светский вопрос: «Что будете пить, коньяк или виски?» Да этот хряк и ацетону выпьет на халяву!

— Ты что, тоже с ним пил? — удивился Самоваров.

Стас обиделся:

— Вот еще! Просто я таких знаю как облупленных. Насквозь вижу! И сериал у них дерьмо.

— Зачем тогда глядел? Это вредно. Даже сам Кайк его не смотрит.

— Надо было, вот и глядел, — туманно ответил Стас. — Режиссер-то у них до сих пор не объявился. Наверняка уже жмур.

Самоваров покачал головой:

— Может быть. Однако его жена уверена, что он жив. Она как-то через подсознание это чувствует. Представь, просила меня помочь в поисках.

— И ты помог?

— Нет, конечно. Что я могу? Вы ведь искали и не нашли. В обычных местах — больницах, вытрезвителях, моргах — его не было. Значит, надо думать о месте необычном. Мое ли это дело? Я не шарлатан. Жена Карасевича наняла экстрасенса, так вот этот жулик трудится вовсю. Она сегодня мне радостно поведала, что экстрасенс изучает глобус: пытается уловить тепловое или еще какое-то свечение места, где может быть Карасевич. Самым горячим оказался город Жужуй. Это в Бразилии! Перспективна еще какая-то Сырая Могила в Крыму, под Симферополем. Но это уж больно мрачно звучит.

— В самый раз для нашего случая, — не согласился циник Стас. — У Карасевича сейчас адрес явно не дом и не улица. Как ни убивается губернатор, вряд ли ему удастся в ближайшее время пожать горячую руку незабвенного режиссера. Колян! Если б ты знал, как мне осточертели эти телевизионщики! Не греет даже то, что попутно раскрыли дело с фальшивой фармацевтической фирмой. Помнишь, «Сомерсетт»? Молодцы, которые после убийства растворились?

— Жулики оказались?

— Они, родимые. Зато с Карасевичем и неопознанным трупом глухо. Рыжий из-за этого второй день голодный как собака. Кстати, ты ведь из гастронома? Не видел, путассу не завезли?

Путассу называлась рыба, которую по неизвестным причинам облюбовал несгибаемый питомец Стаса. Вкусы у Рыжего были невзыскательные, но стойкие.

— Я рыбу не смотрел, — с сожалением признался Самоваров. — Вот только хлеба взял и четыре пакета питьевого йогурта. Это для соседки, Веры Герасимовым. В нашем гастрономе такого не бывает.

Стас покосился на объемистые пакеты:

— Ты хочешь сказать, что старая карга в состоянии выпить целое ведро этой бурды?

— Не она, а ее супруг. Он очень болезненный, и ему зачем-то это надо. Они трогательно заботятся друг о друге: Вера Герасимовна лечит бедного Алика, а он ей играет на пианино.

Стас фыркнул: