Полторы сосульки (Сборник фантастики)

-- Да ты, милый, никак всерьез? Ну, знаешь! -- Жанна вырывает руку. С минуту вглядывается в меня и начинает хохотать. -- Определенно, вымораживание способствует раннему склерозу. Да тут все собрались ради этого Ермилова, понимаешь? В том числе и мы с тобой. Понял, чудак?

Я морщусь. Нашла чудака. Да еще прилюдно. Кое-кто вокруг смущается и тактично отворачивается -- не хватало только попасть в свидетели семейной сцены, это ж верх бестактности!

Успокоившись, Жанна быстро проверяет уголки глаз. Скашивает нижнюю губу и дует вверх, на глаза, осушая ресницы. Потом подробно объясняет. Дескать, древний Ермилов и есть наш знаменитый актер, волшебник перевоплощения. Я не возражаю. Но и одобрения не выказываю. Пришла же человеку в голову блажь прославиться на старости лет!

...Однажды мою Малышку затянуло в кольцевой туннель. А может, просто закружило на месте. Я понял это, когда изо льда четвертый раз выступил вогнутый гранитный скол, похожий на ракушку. Вытащил я знаковый пистолет. И донышком светящихся дюбелей выбил первое, что пришло на ум: "Привет из Сочи!" Меня болтало мимо этого привета двенадцать раз. Думал, никогда не отклеюсь...

...У Тольда Ермилова была препротивная привычка -- ораторствовать. И кто его ужалил в ту перемену? Вскочил на парту и заорал:

-- Братцы-сестрицы, не могу молчать! У Лыдика не все дома. Он взял распределение в Антарктику. Снежанка равнодушно отвернулась к окну.

-- Это предательство -- уклониться от экзамена в межзвездную. У него единственного из всего класса бесспорный шанс. Никто не давал ему права пренебрегать интересами человечества.

Мой шанс -- бычья сосредоточенность. И, разумеется, память. Но кого это волнует?

-- Ха!--сказал я с вызовом. -- Стихия Вадима Лыдьвы -- вечная мерзлота, зимовки и штурмовки, заносы и торосы. А также снежное равнодушие. И одиночество. Недаром полярников приравнивают к космонавтам.

-- Глупость твоя стихия. Непроходимый эгоизм!

Этого ему не следовало говорить. Тем более при Снежанке. Да если бы даже здесь Снежанки и не было... Друг, называется...

Соперники почему-то всегда вычисляют друг дружку. Мне, например, никто про Игоря Кулиничева не докладывал. Между прочим, и про Рэрика Зубарева тоже. Правда, ни тот, ни другой меня не беспокоят, Снежанка равнодушна к обоим, я четко улавливаю это ее равнодушие. Другое дело Тольд Радужка со своим клоунским проникновением в душу. Тольда я откровенно боюсь. Преданность его прилипчивая, пронзительная, хочешь, не хочешь -- не устоишь. И подражает Тольд всем так здорово, что невольно начинаешь сам ему подражать. Мне иногда кажется, я и в Снежанку-то из-за Ермилова влюбился. И догадался, что нравлюсь ей, тоже по нему. Достаточно было раз увидеть, как неосторожно совместились в Толлеровом лице оба наших лица. Не думаю, чтобы ему было приятно таскать в себе нас обоих!

А все же он зря про мою глупость сморозил. В иное время я бы и ухом не повел. Но после моей клятвы...

-- Спросите лучше, куда он сам документы подал!-- предложил я, не скрывая издевки. -- Тоже мне, Марсель Марсо!

Я знал, куда бить: на право зваться Марселем Марсо мимы всего мира каждый сезон проводят специальный конкурс... Пришлось опустить глаза -взгляда Тольда я бы не выдержал...

В реальность меня вернул шум зала. Места у нас с Жанной отличные, партер. Можно даже телеувеличитель не ставить. На меня оглядываются. Но неназойливо, вполглаза. Какая ни на есть, а слава. До меня в каверне больше полугода никто не хаживал. Тем более в одиночку. Репортеры изводят меня вопросам: "Ну, а сами вы, Вадим Тарасович, как считаете: наука это или спорт -- ваше ледяное отшельничество!" И я теряюсь. Разве одним словом обозначишь? Всего хватает. И науки. И спорта. И подвижничества. И самую малость мистики. Одним словом, рекордный дрейф.

-- ...Белизе, что вас так привлекло за окном?

"Весна", -- мог бы ответить я за Снежану.

Но за окном, помимо весны, Обезьяныш. Качается на тоненькой ветке, передразнивает. Тольда выдворил из класса литератор. За подсказку. А где написано, что изображать собой Печорина -- подсказка? Разве человек виноват? Литературные портреты сами липнут к нему. Да и попробуй этого Печорина не изобразить, если Кутасова битый час бубнит про "героя нашего времени" и про "образ лишнего человека в творчестве Михаила Юрьевича". Впрочем, сочувствовал я Тольду ровно до тех пор, пока он не начал из-за окна со Снежанкой перемигиваться. А уж тогда разозлился, показал ему кулак. После уроков подождал:

-- Слышь, Радуга, я тебе сейчас все цвета перемешаю!