Полуденные экспедиции

В лагере афганцев как-будто все притихло, и ночью, несмотря на усиленные наблюдения разведчиков, не было обнаружено никакого движения с их стороны и не заметно попыток к ночному нападению.

Тихо на позиции. Одна треть измученных солдатиков и казаков спят в полной амуниции под открытым небом возле составленных в сошки ружей, перед которыми мерными шагами расхаживает часовой. Время от времени останавливается он, прислушивается, беспокойно всматриваясь в темную даль ущелья, и снова начинает ходить взад и вперед.

Луны нет на небе, и только миллиарды звезд, мерцая, светят с беспредельной высоты темного, бесконечного неба.

Вот вдали виднеются несколько мигающих точек, то потухающих, то снова загорающихся желтовато-красным огоньком, это — афганские костры, тщательно поддерживаемые афганцами до самого рассвета.

Вдруг раздался шорох. Часовой вздрогнул и замер на месте. Шорох все приближался и приближался, уже слышны были торопливые шаги нескольких человек.

— Кто идет? — беспокойно окликнул часовой.

Несколько человек из спавших солдат подняли головы, некоторые вскочили на ноги.

— Кто идет? — повторил часовой и сделал несколько шагов вперед.

— Свои, — раздалось из темноты, — таджика с письмом[120] ведем. — С этими словами из-под горы вышло двое солдат, среди которых покорно шел туземец в большой чалме, делавшей его в темноте каким-то особенно огромным и страшным.

— Веди его к начальнику отряда, — скомандовал появившийся дежурный по отряду; все четверо снова исчезли в темноте, а часовой по-прежнему стал медленно расхаживать перед составленными ружьями.

Наступило 5 августа. Вершины угрюмых снежных великанов озолотились первым лучом проснувшегося светила, легкий ветерок пронесся по ущелью и поднял целый вихрь пыли на позиции.

В лагере афганцев замечалось движение, и высланные разъезды донесли, что неприятель начал наступление.

К десяти часам афганцами был занят кряж гор, пролегающий параллельно нашей позиции находящийся в 4500 шагах от нее, но они ограничились пока этим и не предпринимали дальнейшего наступления.

Около двух часов было получено письмо от афганских начальников, в котором они предлагали Скерскому вступить с ними в переговоры, убеждая его не слушать шугнанцев и шахдаринцев, так как они-де «мошенники и черти» и только хотят завести ссору между двумя государствами. Что же касается джигита Мансура, то он жив и находится в Файзабаде при джарнейле в ожидании ответа. «Нам не приказано воевать, — писали афганцы, — и мы вас встретили пулями потому, что вы не дали нам знать, что вы идете, — так не делают». Под письмом были приложены печати: Магомет-Исса, Гулям-Сеид-Мугамед, Абду-Джап-Бар и Мир-Азам.

Видя теперь в переписке возможность выигрыша времени, но не считая себя вправе вступать в переговоры с афганцами, начальник партии на письмо афганцев ответил письменно. Он постарался объяснить в нем афганцам, что ни он, ни они не уполномочены на переговоры, которые уже ведутся письменно между нашим и афганским генералами. Затем он выразил крайнее удивление, что афганцы, которым, как и они сами пишут, «не приказано воевать с русскими», двигаются на нас, встречают нас огнем и проч, и что во избежание столкновения между двумя государствами самое лучшее, если афганцы отодвинутся к Дашту.

Как бы в ответ на письмо афганца спустились в ущелье, находившееся в расстоянии 3000 шагов от позиции, и, по-видимому, намеревались воспользоваться темнотою для нападения.

В 7 часов вечера один из казачьих разъездов, желая выследить засевших в ущелье афганцев, неосторожно выдвинулся за рощу по берегу реки, очутившись таким образом в тылу занятой позиции афганцами. Немедленно же от неприятельского отряда отделился взвод кавалерии и на рысях пошел наперерез казакам, которым таким образом грозила опасность был отрезанными от своего отряда.

На позиции все были сильно озабочены, видя критическое положение разъезда, тем более что казаки, по-видимому, не замечали знаков, подаваемых им начальником партии.

Видя безвыходное положение разъезда и неминуемую его гибель, в случае столкновения, так как число афганцев в пять раз превышало численность казаков, капитан Скерский решил не допустить готовившегося столкновения.

— 2200! — скомандовал начальник отряда, мигом определив расстояние. Лязгнули затворы, и все замерло в ожидании.

— Пли!

Дружный залп, как на смотровом учении, грянул на позиции и эхом пронесся по ущельям, а действие его ошеломило скакавшую кавалерию.

Несколько человек упало на землю, некоторые лошади, видимо задетые пулями, завертелись на месте, вскидывались на дыбы, и все потом бросились обратно к ущелью.

Вслед скачущим афганцам раздались еще два залпа с позиции с прицелами 2400 и 2700 шагов, да и злополучный разъезд, услыша выстрелы и видя отступление скакавшего на него взвода, провожал его огнем.

Убедившись в дальнобойности русских трехлинейных винтовок, афганцы уже не решались появляться в сфере нашего огня и продолжали держаться в ущелье.