Полуденные сны

— Я умный, а он талантливый, — усмехнулся Полуянов. — Да не во мне дело, Татьяна. Мне он тоже дорог, хотя он привык плевать на мое мнение. Подожди, подожди, — мягко остановил ее Полуянов. — Ты, Татьяна, не горячись, ты-то его знаешь… Что это-блажь или в самом деле натура? Я все возможное уже предпринял. Помощника Чекалина обработал. На своем, конечно, уровне. Я, сама знаешь, немногое могу. Сколько с ним бился… Как об стенку горох! — воскликнул Полуянов, и лицо его пошло пятнами, — Ну там школьные товарищи, старая дружба… Но последний раз он меня просто оскорбил, хуже-унизил! Ну ладно, он выше нас на три головы. Но есть же предел терпимости, Татьяна!

«Конечно, есть!» — подумала Татьяна Романовна, в то же время примиряюще улыбаясь Полуянову.

— Помнишь, Яша, как мы все хотели поскорее вырасти, стать взрослыми и получить самостоятельность? Дураки мы были…

— Татьяна, жизнь не перехитришь, — сказал Полуянов. — Вчера от Севки Валуева письмо получил, грустное письмо. Правда, какой он теперь Севка, он теперь Всеволод Никанорович, докторскую защитил, книжку о своих лососевых написал… вот он мне книжку прислал. Фундаментальная работа!

В руках у Татьяны Романовны оказалась книжка, действительно увесистая, в добротном красивом супере, почему-то боясь раскрыть ее, Татьяна Романовна притихла, глаза ее затуманились, но она ни на мгновение не забывала о Полуянове, давшем ей возможность побыть наедине с прошлым и вышедшем на минутку на кухню поставить вскипятить воды для кофе. «Все может быть», — подумала сна, пуская страницы книги веером, вроссыпь и выхватывая глазами частые цветные схемы, добротно отпечатанные иллюстрации, остановившись на одной, она долго с удивлением рассматривала тупую рыбью голову с полуоткрытым круглым ртом и вздувшимися жабрами. Она неприметно вздохнула, тихая улыбка тронула ее губы. Севка Валуев любил ее, об этом знала и она, и родители, и Вася, но Сева, весь какой-то отутюженный, в костюме с иголочки, узкоплечий, болезненно стеснительный, всегда бесследно терялся среди своих же товарищей, пожалуй, она лишь однажды почувствовала в нем за неброской, робкой внешностью темную, нерассуждающую, всепоглощающую до степени самоотречения тяжесть страсти, то, с чем ей никогда не пришлось столкнуться в отношениях с Васей. Она была потрясена и напугана, но Севка Валуев выбрал для объяснения самое неподходящее время, перехватил ее, когда она возвращалась от Васи, счастливая, ослепленная, бережно неся в себе неостывшее тепло его губ…

Вернулся Полуянов, и запахло крепким кофе, Татьяна Романовна отсутствующе улыбнулась ему навстречу и осторожно, словно освобождаясь от дорогого, но уже ненужного груза, положила книгу на низенький столик рядом с японским магнитофоном.

— Сева обещает скоро наведаться в родные пенаты, — сообщил Полуянов и подал ей тонкую просвечивающую чашечку с кофе. Тут же он принес нарезанный лимон и начатую бутылку коньяку.

— Не женился? — спросила она, осторожно поднося к губам чашечку и отхлебывая кофе.

— Если ему верить, нет, — ответил Полуянов, стараясь как-нибудь ненароком не смутить и не спугнуть ее и поэтому с нарочитой медлительностью добавляя себе в кофе коньяк. — Впрочем, что об этом рассуждать, время на Руси теперь странное, мужики пошли какие-то закомплексованные. Татьяна, вспомни, сколько у нас ходит в институте тридцатилетних, а то и сорокалетних в холостяках… Черт разберет, что такое происходит! Поговори вон с демографами, они прямо утверждают, что бабы рожать не хотят, слишком обэмансипировались. Не смейся! — повысил Полуянов голос. — Смешного здесь мало!

— Я не смеюсь, с чего ты взял! Я думаю, почему мы такие умные в масштабах космоса и такие беспомощные в своей собственной судьбе?

Прихлебывая кофе с коньяком, Полуянов молчал.

— Пойду, Яша, — Татьяна Романовна вздохнула и встала. — Прости за вторжение, Марине привет.

Уже попрощавшись, остановилась на минутку в прихожей, у двери, оглянулась и, словно чего испугалась, торопливо кивнула, толкнула дверь и вышла.

4

Вася был физиком, по сути дела осуществлявшим научное руководство по разработке новой перспективной проблемы в одном из исследовательских институтов. В последние два года Вася сильно продвинулся в осуществлении намеченной программы и получил серьезное нервное истощение, и теперь его отправляли в длительный отпуск и на лечение, а он упорно сопротивлялся. Как всегда, ему не хватало двух-трех недель, и он пытался уверить в этом прежде всего жену, но Татьяна Романовна придерживалась другой точки зрения и делала все возможное, чтобы увезти Васю из Москвы. По ее мнению, Вася просто задался целью погубить, перечеркнуть достигнутое ими обоими в их трудной совместной жизни, и в этом было немало горькой истины.