Полуденные врата

– Увы! – призналась она. – Можно ли винить меня за то, что я проявляю к вам интерес? Сознаюсь, это я позаботилась, чтобы ваши вещи оказались в одной большой каюте, что правда, то правда. Но это всё! Больше – ни-ни! Всё, что должно было произойти потом, зависело от вас, только от вас двоих! Вдвоем вы…

– Хватит! – взвизгнула Джеки. – Я вас поняла! Что бы вы там ни замышляли, Молл, вы – подлая, любопытная склочница, вы вмешиваетесь в чужие дела! Радуйтесь, вы оповестили о моей интимной жизни всю палубу! А я пойду завтракать, спасибо вам большое! И вот ещё что, Молл…

– Да, сестричка? – смиренно спросила Молл.

– Огромное вам спасибо, – быстро ответила Джеки и убежала.

В тот день бригады матросов сновали с корабля на корабль, в ход шли навыки, приобретенные ими за всю жизнь. Они ползали вокруг пробоины в борту шхуны, словно мухи вокруг раны. Мы оставались без дела, но в противном случае только мешали бы им. Шимп снова нашел себе уголок на палубе и, сидя там на корточках, медитировал, происходящее его не интересовало. Мы с Джеки восхищались быстротой, с которой заделывается пробоина и восстанавливается борт, вырастают на палубе новые мачты, на которых снова появляются паруса. Мы много говорили друг с другом, вспоминали о том, что было когда-то, говорили о том, что могло бы быть, но ни один из нас ни словом не обмолвился о том, что будет. Я не заикался об этом, потому что боялся, а что касается Джеки, то о причине её молчания я мог только догадываться.

К вечеру пробоина была заделана, и потоки трюмной воды, которую выкачивали при помощи помп, превратились в жалкие ручейки. Рабочие бригады бегом вернулись на «Сапфир». Я думал, что на этом всё и закончится, но капитан Феррис, несмотря на свои медлительные манеры, не относился к тем, кто склонен бездействовать. Уже вскоре большая дымовая труба у нас над головой стала выплевывать первые черные клубы сажи, а огромные гребные колеса закрутились, замолотили по воде. Они разворачивали «Сапфир» на якорных цепях, пока он не навис, как утес, над сидевшей на песке шхуной.

– Задний ход и стоп машина! – прокричал капитан в переговорную трубу. «Сапфир» медленно прошел мимо кранцев шхуны, легко коснувшись их, словно нежно поцеловал, и закачался на волнах. – Палубная команда! Пожалуйста, кран!

С грохотом и скрежетом железная стрела протянулась над накренившейся палубой шхуны, а потом грохочущие цепи устремились прямо в открытый люк трюма. Несколько минут снизу доносились лязг и проклятия, потом раздался торжествующий клич, и в дело, пыхтя, вступила паровая машина, цепи со звоном натянулись, и под радостные крики обеих команд из трюма шхуны, двигаясь резкими толчками, в тусклом свете показался контейнер. С него капала вода, но он был цел и невредим, и каббалистические знаки, которыми его украсил Шимп, ярко блестели. Как только его подняли над шхуной, она слегка покачнулась и её палуба приподнялась, а потом выровнялась. Из-под корпуса послышалось чмоканье и бульканье. Песок ослабил хватку.

Контейнер подняли до высшей точки, и мы пригнулись, когда он, раскачиваясь и роняя капли, поплыл над палубой «Сапфира». Матросы бросились принимать его, так что он с легким глухим стуком опустился на палубу. Это, конечно, всполошило скоропортящихся, и они снова подняли писк, вызвав у Молл поток проклятий. Рифленые стенки контейнера были в порядке, замок на месте. Пострадали только нанесенные Шимпом знаки: они потекли, расплылись и облупились, но, похоже, теперь они мало его интересовали, как, впрочем, и всё остальное. Матросы столпились вокруг контейнера, отсоединили цепи, прикрепили их к рым-болтам на палубе; другие матросы уже перебрасывали швартовы на корму шхуны.

Капитаны снова прокричали что-то друг другу, колеса «Сапфира» захлопали по воде, он медленно отошел от сидевшей на мели шхуны и развернулся носом к лагуне. За его кормой буксировочные цепи поднялись из воды и натянулись, как гитарные струны. В машинном отделении непрерывно звонил телеграф, требовалось поддать пару. Гребные колеса взбили чистую воду в пышную, как на пивных кружках, пену. Несколько мгновений казалось, будто мы совсем не двигаемся, потом вспыхнула паника.

С непристойным сосущим звуком нос шхуны вырвался из песка, и кормой вперед она вылетела в лагуну. Мы все вздрогнули, когда шхуна понеслась к нам, как торпеда, но Феррис был к этому готов. Он переложил руль, был отдан буксировочный конец, и шхуна по инерции легко проскользнула мимо нас и заскользила по туманной лагуне. Вздохнув с облегчением, мы с Джеки спустились к кожуху колеса, когда снова поравнялись с «Икан-Ю».

Те Киоре был занят, он прилаживал другой буксировочный трос, на этот раз к носу; похоже, он перестал хромать. Батанг Сен поворачивал штурвал, проверяя, как работает руль после посадки на мель. Теперь события разворачивались очень быстро, и я вдруг осознал, что не хочу так спокойно расставаться со шхуной и с разбойничьей командой даже на время: слишком много мы пережили вместе. Я окликнул их:

– Эй, Те Киоре! Ну как шхуна?

Его круглое, как тыква, лицо расплылось в улыбке.