Они вышли на Старую площадь вместе с Неваляшкиным и сели на скамье возле часовни памяти героев Плевны.
– Ну что, ты доволен, Неваляшка? – равнодушно спросил Барский.
– Не всем.
– Чего же ты хочешь?
– Ого! Ты заговорил языком романа Всеволода Кочетова? Смотри, Барский! Не дай тебе бог оказаться в стане наших идейных врагов!
– Да куда угодно, только бы не с вами. Воображаю, что ты насоветуешь Ельцину! Ты же не любишь свою страну, Неваляшка! А за что – не понимаю.
– За что? – засопел Неваляшкин. – Ты еще спрашиваешь – за что? Да за то, что это самая бессмысленная в мире страна! За то, что в ней всегда страдают самые умные, энергичные, самые талантливые люди!
– Вроде тебя?
– Меня! Тебя! Всех нас, непохожих на ее болотных жителей!
– Пожалуй, ты прав, – грустно признался Барский. – Я вроде люблю Россию, но за границей чувствую себя гораздо лучше. А как вернусь обратно, такая, брат, тоска подступает, хоть вешайся!
– Не дури, – сказал Неваляшкин. – Я кожей чувствую: с Палисадовым мы сели в правильный поезд. Кстати, от министра культуры ты правильно отказался. Вот еще должность! Делить гроши между музеями и библиотеками.
– А ты на что рассчитываешь?
– Не твоего ума дело. Бывай, старичок!
Первый блин комом
Вирский был вне себя! Он нервно бегал по комнате, бросая яростные взгляды то на экран телевизора, где в десятый раз передавали речь Ельцина, то на притихшего и пришибленного Палисадова.
– И
– Я сделал все, что мог, – глухо отвечал генерал Дима. – Кто мог знать, что заговорщики так быстро сдадутся? Что касается денег, то революция нам не стоила почти ни гроша. Вещи и провиант для защитников Белого дома мы доставляли на свои средства, как и бензин для подрыва бронемашин. Я не понимаю, о каких деньгах идет речь?
– Что?! – заорал Вирский. – Он не понимает, о каких деньгах идет речь! Ты издеваешься надо мной?! Речь идет о миллиардах долларов, которые завтра начнут поступать от международных фондов. И ты прекрасно знаешь, кто это организовал. Но ты не знаешь, что все предварительные сделки и переговоры хранятся в моем личном сейфе в Нью-Йорке. И если я предам их огласке, тебя вместе с твоей командой благодарный русский народ вздернет на фонарных столбах.
– Но кто мог знать, что скотина Янаев накануне путча нажрется и будет трястись по телевизору, – на глазах всего народа, всей армии?
– Так поставили бы другого! Или в России не осталось непьющих людей? О, проклятое русское пьянство! Сколько дел оно погубило!
– Вы тоже русский, Родион Родионович, – напомнил Палисадов.
Вирский покачал перед его носом указательным пальцем:
– Это ты русский. А я гражданин Вселенной.
Сказав это, он совершенно успокоился.
– Где кровь? – бытовым голосом спросил он. – Где обещанная кровь?
– Три человека погибли, есть раненые.
– Что? – презрительно перебил его Великий Архитектор. – Ты издеваешься надо мной? Неужели ты думаешь, мне достаточно крови троих людей?
– Сколько же вам надо?
Глаза Вирского вспыхнули демоническим огнем.
– Моря! Океаны! На худой конец полноводные реки! Но не лужи, не лужи, понимаешь, Палисадов!
– Все еще впереди, – бормотал Дмитрий Леонидович. – Завтра развалится Союз, начнется распад России, отделение Кавказа. Ельцин вынужден будет воевать.
– Ой, как страшно! И что? Ты предлагаешь мне скакать козлом по горам ради этой
– Будет вам кровь, – вздохнул Палисадов.
– Когда? – нетерпеливо уточнил Вирский.
– Дайте время. Год, два, три… За это время власть наделает столько глупостей, что народ восстанет и…
– Хорошо, я дам тебе время. Что мне еще остается делать? Но учти, если ты не сдержишь обещание, твой патрон будет неприятно уязвлен, узнав, что его ближайший соратник…
– Я вас понял.
– То-то!
– Кстати, о патроне, – весело продолжал Вирский. – Что он, каков в общении? Не чужд мистических интересов?
– Он хочет заручиться поддержкой РПЦ.
– Жаль! И все-таки, Дмитрий Леонидович… Большие люди любят окружать себя магами, экстрасенсами. Ельцин вряд ли исключение. Устрой мне встречу с ним.
– Попытаюсь.
– Вот-вот, попытайся. Попытка не пытка, как говорил ваш русский товарищ Берия. А как там Джон? Какого дьявола ты отправил его на баррикады? А если бы он погиб? Не играй со мной в двойные игры, Дима!
– Мальчишка был под моим контролем. В случае опасности его спасли бы мои охранники.
– Ой ли? А может, они бы его и прикончили? Почему-то мне кажется, ты заинтересован в его гибели. Запомни, Дима! Жизнь этого мальчика для меня не менее важна, чем кровь невинных жертв. Кстати, где он сейчас?