Полуденный вор

Пузановский злобно и ошарашенно крякает. Смысл появления Раисы был ему понятен с первого мгновения: станет чего-то клянчить и добиваться. Но она, оказывается, еще мужика раздобыла в подмогу! Пузановский переводит взгляд с вора на Раису и обратно, оценивая их возможную опасность. Раису он помнит по встрече у Молоткова и дальнейшему разговору в машине: она из порядочных. А мужик... руки лежат спокойно и расслабленно на подлокотниках, длинные ноги в элегантных туфлях вытянуты поперек комнаты... не делает попытки отрезать хозяина от выхо-да... вообще не делает ни единого движения... рассчитывает взять "на голос".

Пузановский оглядывается на дверь, снова на Царапова. Голод -- плохой советчик. "А, пропади они пропадом!" -- решает он и направляется мимо вора в комнату, где стоит холодильник. Пуза-новский алчно извлекает из него гору снеди, которую тут же начинает уминать, заливая пивом.

Вор, прихвативши кейс, входит следом.

-- Поскольку это надолго, -- говорит он, разумея затеянную трапезу, -параллельно будем беседовать. А девушка пока полис-тает журнальчики. Вон, -указывает он Раисе, -- всякий зарубеж. Хозяин разрешит?

Пузановский молча жует.

-- Я спросил: хозяин разрешит?

-- Только пускай там больше ничего не трогает, -- неприязнен-но бормочет Пузановский.

-- Там больше ничего и не нужно, -- усмехается вор и плотно затворяет за собой дверь.

-- Ты кто... длинноногий?

-- Работа у меня такая: когда кому чего не отдают, то зовут меня. Вышибать.

-- Уж сразу вышибать... -- Пузановский видел в жизни всякое, сам проделывал всякое и паниковать не расположен. Да и еда успокаивает. -Сколько ж ты, интересно, просишь и за что? -- пренебрежительно осведомляется он.

-- Прошу?!.. Слушай, толстомясый! Не держи меня за фраера. Видно, с нервов да с голодухи не все сечешь. У тебя в двери сколько замков? Три. Может, ты мне ключи давал?.. То-то и оно: разговор будет серьезный.

Пузановский начинает жевать медленнее. Шут побери, недоо-ценил он этого типа. Вон как оскалился! А Царапов снова пере-ходит на корректный, но непререкаемый тон:

-- Девушке вернешь стоимость "Жигулей-шестерки", плюс мои десять процентов как посреднику. Плюс за "Волгу", которую твои молодчики увели. У моего друга, между прочим.

-- Какие молодчики? Чего увели? -- брюзгливо отпирается Пузановский.

Раиса в дальнем углу проходной комнаты украдкой звонит:

-- Татьяна, мы на месте... Я не могу громче. Мы где надо, поняла? Начали разговаривать. Да... Да, пожелай удачи... Я поз-воню сразу... Наверное, через полчаса. От силы час. Целую.

-- Так ты, значит, отказываешься платить? -- изумляется Царапов.

-- И что тогда?

-- Девушка пойдет на Петровку.

Пузановский фыркает и набивает рот.

-- И кое-что порасскажет. -- Вор достает блокнот, листает. -- К примеру, про черную "Волгу", номер 25-28 МНФ, с шипованной резиной. И как ты расплачивался со своими хмырями на стадио-не. Сидели на солнышке, ты изволил апельсины кушать. (Челюс-ти Пузановского почти замирают.) Автомеханику тот раз ничего не досталось, верно? -- подмигивает довольный Царапов. -- А обмывали вы это дело в "Арагви". Еще чем-нибудь развлечь? -- Он перекидывает странички, словно выбирая отдельные сведе-ния из массы записей. -- Сказать, кто из твоих живет на Краснофлотской, пятнадцать? Могу. Могу даже описать блондинку в зеленом, которая была у тебя прошлую субботу. Короче, полное досье. -- Вор захлопывает блокнот. -- Сядешь, Иван Данилыч, на казенные хлеба. Прощай ветчина, прощай пиво!

Старый верный способ: назвавши два-три факта, создать впе-чатление, будто знаешь все.

-- А поскрести под твоих уголовничков -- там, пожалуй, и на высшую меру... -- Это он добавляет уже для довершения эффекта, не подозревая, сколь опасной окажется для них с Раисой брошен-ная наобум фраза...

А Раиса сидит как на иголках с пестрым журналом в руках. Не до картинок ей. Она твердо обещала не вмешиваться... но что происходит? Удастся ли Глебу прижать "бегемота"? Сюда долетают лишь отдельные слова, и ничего непонятно. Не вытерпев, она тихонько снимает туфли, на цыпочках подбирается к двери, при-никает к ней ухом. И слышит голос Пузановского:

-- Пятьсот.

Царапов смеется.

-- Ладно, тыщу. Но последнее слово. Все!

-- Да я уже девять взял, хозяин! -- веселится Царапов, похло-пывая себя по карманам. -- "Стихи о спорте", издание второе.

Пузановский вскакивает, бросается к шкафу, хватает книгу в жестком переплете, открывает: листы ее склеены в плотную массу, и в ней вырезано "помещение", так что книга представляет собой коробку-тайник. Пустой тайник.

-- Ворюга! -- задушенно вскрикивает Пузановский и вне себя замахивается на вора "Стихами о спорте". Ребром ладони тот бьет его по запястью, книга отлетает, а Пузановский, постанывая, трет ушибленную руку и повторяет в бессильном бешенстве:

-- Ворюга... ворюга...

-- От ворюги слышу, -- цедит Царапов. -- Остальные ты мне выложишь сам из-под ковра... -- Он вдруг видит лицо Раисы, шагнувшей в комнату. И такое на этом лице выражение, что его будто ледяной водой окатывает. Она слышала? Она поняла?