Полуденный вор

-- Мамаша! -- трагическим голосом отзывается вор. -- Там моя жена с приятелем!

Женщина сочувственно ахает. Вор сует трубу в карман, прикры-вает рукой глаза и оборачивается к женщине.

-- Мне стыдно, что я подглядывал...

-- Это ей стыдно! Беги да всыпь обоим!

Наутро, облачившись в рабочий комбинезон, Царапов очищает люк мусоропровода и подставляет под него упаковочную коробку. Затем, уже в обычном костюме, входит в подъезд и на вопрос бдительной вахтерши: к кому? -- показывает аптечную коробоч-ку.

-- Просили навестить больного из восемьдесят третьей кварти-ры и передать лекарство.

-- Пятый этаж, -- говорит вахтерша.

В квартире вор быстро сносит на кухню меха и серебро, уклады-вает в полиэтиленовые пакеты и спускает в мусоропровод.

Внизу, под люком мусоропровода коробка полна с верхом. Вор уминает содержимое и ловко по-магазинному обвязывает бечев-кой.

x x x

Знаменский закончил допрос очередного "автопогорельца" и передает ему машинописный листок.

-- Давайте отмечу пропуск, а вы прочтите для порядка это описание. Не от вашей ли машины колеса? -- Чувствуется, что этот вопрос Пал Палыч задает уже в сотый раз.

Входит Томин, обычное "привет" -- "привет". "Автопогоре-лец" читает составленное Кибрит описание шин той "Волги", которая удрала при свидании доцента с Ванечкой.

-- Нет. Я за неделю до угона всю резину сменил. -- Забрав пропуск, потерпевший прощается.

Знаменский смотрит на часы и усмехается собственному жесту.

-- Выслушиваю разные автомобильные истории, -- говорит он, -- пишу протоколы, а начиная с двенадцати все, понимаешь, поглядываю на часы.

-- Сам дергаюсь: вот, думаю, взламывает дверь, вот входит в переднюю... -- Чтобы заглушить беспокойство, Томин пускается в общие рассуждения. -Воруют сейчас в двух вариантах. Первый: "Ломись в любую дверь". Люди живут лучше, почти везде есть, что взять. Лезут в первую попавшуюся квартиру -- и находят. Второй вариант: "Уши по асфальту".

-- Да, -- кивает Пал Палыч. -- Перестал как-то народ беречься.

-- Перестал, Паша! На удивление. Сдают кому попало пло-щадь. Рассказывают, что не следует. И про себя и про соседей. Ворье на ротозействе кормится.

Звонит телефон, Знаменский берет трубку, слушает и произно-сит:

-- Кража!

... Они приезжают в дом, который посетил Царапов.

-- Никуда я не отлучалась, сидим, как пришитые! У нас дом кооператива Академии наук! -- воинственно доказывает вахтер-ша Томину. -- Спросите жильцов -- когда это было, чтобы нас тут не было! Всегда тут, всегда! И никто вещей не выносил!

-- Но какие-нибудь посторонние сегодня около двенадцати проходили?

-- Только один молодой человек. Лекарство передать в восемь-десят третью квартиру.

-- Вы видели, как он вышел?

-- Конечно, видела! С пустыми руками. Еще сделал вот так, -- и она показывает, как вор пожал руку самому себе в символичес-ком прощальном жесте.

Возвратясь с места кражи, Томин бушует:

-- Теперь он еще и фокусник! Дематериализация мехов и ценной утвари! Ну, светлые умы, куда он все подевал? И откуда все знал?

-- Даже про больного академика! -- подхватывает Пал Палыч.

-- Может, я лучше сойду с ума? Зинаида, можно видеть сквозь стены?

-- А метод столетней давности, описанный Конан-Дойлем, не подойдет? -спрашивает она.

-- Какой?

-- Наблюдение из дома напротив.

Томин крякает, достает записную книжку, находит телефон, звонит.

-- Юлия Семеновна?.. С Петровки. Скажите, когда вы переби-рали серебро и прочее свое бар... -- он чуть не договаривает "барахло", но спохватывается и маскирует это кашлем, -- и прочие вещи, шторы на окнах были задернуты?.. Пока все. -- Томин кладет трубку. -- Разумеется, она не помнит! То, что нужно, никто не помнит. Вселенский склероз!

-- Шурик, ты раскалился докрасна, это уже вредно.

-- А что не вредно? Жизнь вообще вредная штука: никто в конце концов не выдерживает, все помирают.

x x x

Царапов в это время старается наладить сбыт. В винном отделе, который изолирован от магазина, со всем управляется румяная боевая Маня. Она и кассир, и продавец, и рабочий, ворочающий ящики, и кредитор своих не всегда платежеспособных завсегдата-ев.

-- Закрываюсь, закрываюсь! -- покрикивает она, выпроважи-вая последних покупателей. Кого и подпихнет в спину. -- Завтра приходите опохмеляться! А тебе больше в долг не дам, не надей-ся!

Ей не противоречат. Прощаются уважительно и любезно, нас-колько позволяют градусы. Вор оказывается последним, но его Маня не толкает: этакий статный, уверенный.

-- Закрываюсь, -- напоминает она и смотрит выжидающе: чего, мол, тебе?

-- Вот и хорошо. Я вещички тут некоторые хотел показать.

-- Да я вас первый раз вижу, -- осторожничает она.

-- Так и я вас вижу впервые, Маня, -- ласково улыбается вор. -- Оно ведь так лучше.

Продавщица еще секунду-две медлит, но все же запирает дверь, соглашаясь тем самым продолжить беседу наедине. Она проходит за прилавок и говорит уже фамильярно:

-- Небось скажешь: с женой поругался и уезжаешь. Позарез, мол, деньги нужны.

-- Как ты догадалась, Маня?

-- А, у всех одна формулировка... когда из дому тащут. Мой тоже тащил, пока не выгнала.