Полукороль

Надо было помочь напарникам. Пальцы здоровой руки разжались и сжались. Надо помочь, но как? Последние несколько месяцев лишь укрепили в Ярви убеждение, что он не герой. Их было больше, и они были не вооружены. Он вздрогнул, когда охранник зарубил беспомощного раба — его топор открыл зияющую рану. Он почувствовал уклон палубы — она наклонялась по мере того, как море затекало в трюмы и тащило Южный Ветер на дно.

Хороший министр смотрит фактам в лицо и спасает то, что может спасти. Хороший министр соглашается на меньшее зло. Ярви пробрался по ближайшей скамье к борту корабля и к черной воде под ним. Настроился нырнуть.

Он уже почти спрыгнул, когда его за ошейник выдернули обратно. Мир завертелся, и Ярви рухнул, открывая рот, как вытащенная на берег рыба.

Над ним стоял Тригг, держа в руке конец цепи.

— Ты никуда не денешься, мальчик.

Он наклонился и другой рукой схватил Ярви за горло, как раз под ошейником, так что металл врезался в челюсть. Но в этот раз надсмотрщик сжимал еще сильнее. Он тащил Ярви, а тот пинал ногами, едва задевая палубу. Тригг повернул голову, чтобы взглянуть на бойню, охватившую корабль. Трупы, раненные, и в середине два охранника били палками рабов.

— Видишь, какие проблемы у меня из-за тебя? — визжал он. Глаз, в который попал палец Ярви, покраснел и слезился. Охранники без умолку кричали друг на друга.

— Где Джод и этот ублюдок Ральф?

— Спрыгнули на пристань. Но они там наверняка замерзнут.

— Боги, мои пальцы!

— Как они освободились?

— Сумаэль.

— У этой мелкой сучки был ключ.

— Откуда, черт возьми, у нее топорик?

— Она отрезала мне пальцы! Где они?

— Какая разница? От них теперь нет толку!

— Он пробил обшивку! — задыхаясь, крикнул мокрый охранник, вылезая из люка на корме. — Вода затапливает! — И словно в подтверждение его слов, «Южный Ветер» снова содрогнулся, палуба еще сильнее наклонилась, так что Триггу, чтобы устоять, пришлось схватиться за скамейку.

— Боги помогите нам! — крикнул один из скованных рабов, вцепляясь в ошейник.

— Мы тонем? — спросил другой, опуская широко раскрытые глаза.

— Как мы объясним это Шадикширрам?

— Будь оно проклято! — взревел Тригг и оглушительно ударил Ярви головой о конец ближайшего весла, наполнив его череп светом, а рот обжигающей болью, а затем бросил его на палубу и принялся всерьез душить.

Ярви бессмысленно боролся, но надсмотрщик навалился на него всем своим весом. Он не мог дышать, ничего не видел, кроме рычащего рта Тригга, который делался размытым, словно был в конце тоннеля, по которому Ярви постоянно тащили.

За последние несколько недель он обманул Смерть полдюжины раз. Но неважно, насколько ты умен или силен, неважно, насколько сильна твоя удача в битве или удача в погоде, никто не может вечно обманывать Смерть. Герои, верховные короли, праматери Министерства — все в конце проходят через ее дверь. Она не делает исключений для юных одноруких хвастунов с резким характером. Одем будет сидеть на Черном Стуле, отец останется неотомщенным, а клятва навеки неисполненной…

Затем, сквозь пульсацию крови в ушах, Ярви услышал голос.

Это был изломанный, шепчущий, грубый, как скребок. Если б это был голос Смерти, Ярви бы не удивился. За исключением того, что он сказал.

— Разве ты не слышал, что говорила Шадикширрам?

Ярви с усилием посмотрел в ту сторону слезящимися глазами.

В центре палубы стоял Ничто. Он закинул назад засаленные волосы, и впервые Ярви увидел его лицо. Побитое и кривобокое, покрытое шрамами и изломанное, скрюченное и впалое — а его глаза были широко раскрыты и блестели от влаги.

Он намотал свою тяжелую цепь на руку, и на ее конце, зажатом в его кулаке, висел засов и выломанный кусок доски, прибитый к нему гвоздями. В другой руке он держал меч, который Ральф пнул из руки охранника.

Ничто улыбался. Изломанной улыбкой, полной сломанных зубов. И говорил он, как безумец.

— Она говорила тебе никогда не давать мне клинок.

— Положи меч! — последнее слово Тригг рявкнул, но его голос надломился от чего-то, что Ярви в нем никогда не слышал.

Страх.

Словно на самом деле это Смерть стояла перед ним на палубе.

— О, нет, Тригг, нет. — Улыбка Ничто стала еще шире и безумнее, и из его глаз полились слезы, оставляя полосы на изрытых оспинами щеках. — Я думаю, это он тебя положит.

Охранник бросился на него.

Когда Ничто драил палубу, он казался старым и болезненно медленным. Хрупкой оболочкой. Человеком из веточек и веревочек. С мечом в руке он тек, как вода, танцевал, как мерцающий огонь. Словно у меча был собственный разум, быстрый и безжалостный, как молния, а Ничто лишь следовал за ним.

Меч рванулся, его кончик блеснул между лопатками охранника и исчез. А охранник зашатался, тяжело дыша и прижимая руку к груди. Другой охранник махнул топором, и Ничто ускользнул с его пути; топор лишь стесал стружку с края скамьи. Охранник снова поднял его и рука, которая держала топор, с лязгом улетела в темноту. Охранник с выпученными глазами упал на колени, и Ничто пнул его босой ногой.