– А что я про нее знаю? Решил, сама расскажешь. Все равно единственное место, где еще можно ее раздобыть, – Полигон. Твой-то кораблик, если и найдем, все равно… сама же стерла.
– Копия в тайнике вполне могла уцелеть. – Я затосковала: тайник-то иллам не найти, а и найдут, не вскроют, но что они с кораблем сделали? – Вот корабль… его и сжечь могли. Попросту.
– Погоди, он же на Нейтрале, – вмешался Блонди. – В целости и сохранности. Поскольку официально ты считалась пропавшей на территории ящеров, наше представительство на Ссс вызвало агента с Нейтрала, и он успел воспрепятствовать конфискации.
– Я думала, пока спохватитесь, «Мурлыки» и следа не останется. – Я вздохнула с облегчением.
– Они сильно ошиблись, казнив Сэйко сразу после твоего исчезновения, да еще и в городке космопорта. – Блонди нахмурился. Однажды они с отцом чуть не кончили так же, подумала я. И, может быть, они остались живы потому только, что иллы взялись за ящеров чуть позже? – Но Никольский не нашел там ничего, – озабоченно сказал Вик. – Ни малейшей зацепки. Мы так и не поняли, что с тобой случилось. Что за запись?
– Запись не на «Мурлыке», – собравшись с силами, выговорила я. – Вик, мы нашли «Три Звездочки». Там, на Полигоне. Отец вез запись с Иллувииа. Теперь я знаю, как он погиб…
– Включишь в отчет, – жестко сказал Блонди. – И будь уверена, иллам это зачтется.
– Ты так и думал, да? – Я вскинулась. Друг еще называется, знал и молчал! – Ты знал, что это иллы?
– Я же в курсе был, куда он полетел. И зачем. Прости, девочка. К чему тебе был этот груз?
– Я всегда считала, что лучше знать точно!
– Ну, если бы я знал точно… ладно. Это эмоции. Чуть погодя разведу вас по разным каютам и засажу за воспоминания. Все подробности. Как попали на Полигон, как жили там, что видели, с кем встречались, как попытались удрать, что было потом. Все, что можете вспомнить, до последней мелочи.
– Вик, я тебя придушу, – серьезно сказала я. – Тебе нужны подробности допросов? Что, это очень важно знать, как именно они над нами поизмывались? У СБ нет сведений, как иллы обходятся с пленными?
– Между прочим, нет. Альо, пойми, от них не возвращаются! А кто возвращается… это уже не те люди. Вообще не люди!
– Прах из праха, – тихо сказал Алик. – Я понимаю. Я много таких видел. И сам таким был. Об этом тяжело говорить вслух, капитан Блонди, но я постараюсь.
– А я все равно считаю, что это лишнее! – По хребту побежали холодные мурашки. – Скажу тебе так: они изощренные садисты, получающие удовольствие от нашей беспомощности. Физическое удовольствие! Страшно – вкусно, и больно – вкусно, а понимаешь, как все безнадежно, – еще вкуснее, а ненавидишь и мучаешься своим бессилием – самый смак, вот так! Мало тебе этого?
– Мне – достаточно. – Блонди подошел ко мне вплотную и взял за плечи. Как отец. Да, он помнит, как со мной надо обращаться! Я вывернулась и показала клыки. – Альо, прости. Я знаю, как это… словно душу наизнанку. Но не нам судить, какая мелочь окажется важной.
– Я слишком хорошо все помню, – прошептала я. – Память, наверное, драконья стала, все дословно, все до мелочей, до оттенка, до запаха… тебе не понять, Вик, ты не ощущаешь мир так, как я. Вик… я боюсь белого света. Знаешь, яркий белый свет, какой бывает в ваших больницах и в лабораториях… это – илл, браслеты на руках, Вик, ты знаешь, как больно, когда эти браслеты и ненавидишь?! А я помню, я все могу сказать, что говорил он тогда мне, но это только сказать, а я помню – как он говорил. Там, на Полигоне… Вик, он отнял у меня память, Алик тебе не говорил? Я не помнила ничего. Это… нет, я даже не знаю! Тогда я знала, как больно – не помнить. Теперь я не знаю, что больнее!
– Альо, надо, – прервал мою истерику Блонди. – Надо, девочка. Вспомни, у нас уже был такой разговор. После ханнов.
– Вик, ханны против иллов дети! Глупые дети, верящие в закон! А иллы… потому и высшая раса… выше законов…
– Ох, да хватит! – Алик вскочил, развернул Блонди лицом к себе. – Разве мало одного свидетеля? Нельзя же так!
– Мне можно, – отрезал Вики. – Мы с ней жизнью повязаны. И отца ее я иллам еще припомню. Рано вам умников из себя строить. Сопляки еще оба! Значит, Альо! Рассказываешь мне любой эпизод. Какой хочешь. Самый незначительный. Пустяк. И я тебе клянусь, что ни слова больше от тебя не потребую, если не смогу доказать, что ты рассказала что-то важное. Идет?
Я вдохнула. Сосчитала до десяти. Выдохнула сквозь зубы.
– Хорошо. Вот, например… это говорил медик-ксенозоолог, тот, который… ну, в основном с нами работал, так скажем. Помягче. А то я взбешусь… ладно! Значит, так…