Полукровка

Санитары загрузили носилки в машину, пристегнули. Захлопнулись дверцы. «Скорая» с вальяжной неспешностью покатила через двор, повернула и скрылась между домами. Через несколько секунд взвыла на мгновение сирена, и после этого все стихло.

Милиционер, пробурчав что-то вроде «расходимся», вернулся в подъезд. Толпа начала рассеиваться. Оставшиеся человек семь принялись обсуждать что-то тихо, как на поминках.

Володя пошел прочь. Он не так давно был у Петровича, а вернее у Пет-Роча, и прекрасно помнил его скромную берлогу. Не мог никто позариться на его добро. Не имелось там чего-то, на что можно позариться. И склада стратегического сырья, как выразилась полоумная соседка-наседка, там тоже не было.

А за квартиру убивают только в кино и в криминальной хронике.

Володя вышел со двора.

Он упорно отгонял мысль о том, что на самом деле могло стать причиной убийства тихого Часовщика, но мысль эта столь же упорно лезла в голову.

«Не приходи ко мне больше. Не хочу неприятностей. Мне осталось не так много, очень хочется сдохнуть своей смертью», – сказал Пет-Роч при их последней встрече.

Значит, старичок о чем-то догадывался уже тогда. Знал, чего ждать, и опасался этого. И правильно опасался. Вот только почему ему, Володе, ничего не сказал?

Он поглядел по сторонам и перешел через дорогу. Зашагал к метро.

Или Часовщик, как и папа, пекся о нем и не хотел, чтобы он принял неверное решение, из лучших побуждений ступил на скользкую дорожку, на ту, что вымощена благими намерениями и ведет в ад?

Да, все так. Но стоило ли жертвовать жизнью ради того, чтобы он не стал говнюком, как его биологические родители.

«Тебе не повезло, парень, тебя родили те, кто из этой дрянной породы», – говорил Пет-Роч.

Не повезло, но родителей не выбирают. И что теперь делать? Покойный Часовщик говорил, что надо бежать. А куда бежать? И как? Ведь не может же он взять всех, кто ему дорог, и увезти куда-нибудь в Тмутаракань. Никто не послушается. У всех есть какие-то якоря, которые держат на месте. И нужна очень весомая причина, чтобы эти якоря поднять. А ее нет. Не может же он рассказать про сумасшедших магов, убивающих людей только для того, чтобы он тоже стал магом. Никто не поверит.

И что делать? Ждать, что будет дальше? Бояться думать о том, кого убьют в следующий раз? Или бежать одному? Но ведь это не остановит тех, кому он нужен. Что делать?

Перед глазами снова возник Пет-Роч. Маленький и деловитый. С большими ушами, здоровенным носом и глазами, как у филина. Смешной в своей серьезности.

«Ты всегда был славным мальчиком. Но они тебя не отпустят», – сказал Часовщик.

Володя дернул молнию на куртке и сунул руку за пазуху. Туда, где висел на шнурке теплый камешек.

– Прости меня, Петрович, – тихо произнес он. – Прости. Я очень хотел быть хорошим мальчиком, но, видно, не судьба.

В горле поднялся комок. Глаза защипало. Володя заморгал, чтобы не расплакаться. И Часовщик, и папа, и Оля, и кое-кто еще готовы были пожертвовать собой, чтобы только у него все было хорошо. Пет-Роч уже пожертвовал. Вот только он, Володя, принимать такие жертвы больше не мог.

Теперь он точно знал: когда в следующий раз позвонит мать, он сделает все, что она захочет.

Глава 12

В университет он не поехал. Добрался до «Арбатской», вышел в город и заглянул в кафе, где вчера встретил папу. Надо было поговорить. Но того в кафе не было. И на звонки он не отвечал. Может, нашел какую-то работу и сидит на собеседовании.

Наверное, так, решил Володя и пошел на Старый Арбат.

В переходе растрепанный парень орал Цоя под гитару. Рядом от стенки к стенке болталась девушка с ультрамариновыми волосами и такими же ресницами и, покачиваясь в такт песне, предлагала прохожим пустую шляпу.

Володя честно вывернул карманы. Девушка подмигнула, словно на какое-то мгновение между ними возникло чувство общности. Он не стал к нему прислушиваться и выскочил наверх. Через минуту уже шагал по главной пешеходной улице столицы.

Папа не перезванивал. Вообще никто не звонил. Володя вынул телефон из кармана джинсов и посмотрел на дисплей, опасаясь, что пропустил вызов. Но экран был девственно чист.

Сунув телефон в карман куртки и придерживая его рукой, чтобы, если не услышит, почувствовать виброзвонок, Володя зашагал по мостовой.

Арбат жил своей жизнью. Работали торгаши, художники, музыканты и мимы. Гуляли студенты, забившие на пары, и гости столицы. Мимо проплыл сутулый бронзовый Окуджава в изгибах арки. С другой стороны остался странный памятник на пушкинскую тему, более напоминавший плохую статуэтку, сделанную дрянным литейщиком. Мелькнул «Макдоналдс».

Володя, не соображая толком, куда идет, свернул на Садовое и пошел вдоль летящих в несколько полос машин.

Он ждал только, что во вспотевших пальцах зазвонит телефон и он скажет то, что от него хотят услышать. И все будет хорошо. Хотя и понимал, что хорошо уже не будет. Хорошо было раньше. А что бы он сейчас ни сделал, так, как раньше, никогда уже больше не будет.