Полукровка. Крест обретенный

Теперь же, оказавшись в квартире Габриэль, она отказалась от чашечки чая «на сон грядущий» и упала замертво, несмотря на то, что честно хотела обдумать завтрашний разговор и понять, как лучше вести себя с этими людьми. Да и вообще, хорошенько поразмыслить о своем будущем. Впрочем, в последний миг перед тем, как провалиться в сон, она вспомнила бабушкино любимое «от судьбы не уйдешь» и, мысленно махнув на все рукой, заснула почти с чистой совестью.

Самсут видела себя в предрассветных сумерках, живительный горный воздух, свежий ветер и шум прибоя сменили бесконечное давление огромного шумного города. Даль манила своим бескрайним простором, однако едва она осторожно сделала несколько шагов вперед, как вдруг обнаружила, что стоит на безумной высоте, и с одной стороны перед ней расстилается равнодушное море, а с другой — выжженная солнцем равнина. И то, и другое выглядело враждебным, таящим какую-то незримую опасность. Голова у нее закружилась, а вместе с ней закружились и горизонты, и море, и горы. Весь мир вдруг сделался неотвратимым вихрем, и первые громовые раскаты в нем прозвучали, как объявление войны.

И сразу же каждое деревцо вокруг, каждый миртовый куст превратились во встрепенувшийся ужас. Все окуталось клубами удушливой пыли, все зазвенело, жалобно завыло, опрокинулось, завертелось ужасными смерчами и унеслось прочь. Самсут осталась одна, совсем одна, и тело ее тронули первые капли, и она опустилась в раскисшую от воды землю, уже не обращая внимания на ливший, как из ведра, дождь. Мимо с ревом покатились потоки, то кроваво-красные от пыльцы цветущих где-то деревьев, то белесые, как разбавленное молоко. Но когда она, опустив в поток руку, поднесла ее ко рту, губы ее ожгла горькая соль…

Она проснулась рано утро и снова совершенно разбитая. Габриэль еще спала, и тогда Самсут пришла в голову прекрасная идея — пройтись по улицам Парижа ранним-ранним утром, одной, почувствовав себя одновременно и королевой Марго, и Жанной де Бопертюи, и какой-нибудь графиней из Бальзака, и Гаврошем, и десятком героинь виденных ею французских фильмов. Она наскоро оделась и беззвучно выскользнула из квартиры. Встреча с Оливье Перельманом была назначена на десять утра, и времени у нее было предостаточно. Только уже отойдя от дома, она подумала, что одета совершенно не для деловой встречи и совершенно не накрашена. Но возвращаться означало испортить всю прогулку, и Самсут беспечно махнула рукой. Ну, не откажут же ей из-за этого в наследстве, если уж оно действительно ей полагается!

Еще прохладные улицы встретили ее той самой знаменитой сиренево-серой предутренней дымкой, о которой говорят все, кто побывал в Париже. И, вообще, здесь царили бесчисленные оттенки серого цвета, перетекающие от насыщенного темного мокрого асфальта до едва уловимого перламутра. И даже лица прохожих казались ей сейчас какими-то призрачными. Самсут бездумно шла мимо серо-зеленых оград, скользила взглядом по золотисто-сероватым фигуркам каких-то святых, рядом с которыми тени деревьев сливались с тенями от крестов. Юные уборщицы, поднимаясь на цыпочки и являя всем ухоженные ножки, мыли витрины, и все поголовно казались Самсут феями, стекла новых домов бликовали, и уже начинавшие появляться на порогах кафе официанты с их бабочками смущали Самсут откровенными взглядами…

* * *