Полукровки

– Как – совсем? – Горобец заметно расстроился. – А я думал, девочек позовем. Местных, сибирячек.

Он с надеждой посмотрел на Грина.

Почему бы нет? – подумал Поляков.

– Можно и девочек.

Проблема с поиском сибирских красавиц решилась довольно быстро. Объявления подобного рода печатали все местные газеты и журналы. В ожидании предстоящего rendezvous журналисты приготовили стандартный джентльменский набор – шампанское, фрукты, презервативы.

– У них, наверное, свои есть, – с сомнением предположил Грин, кивнув в сторону разноцветных пачек.

– Кто ж их знает? А вдруг нет?

Перестраховщик Горобец во всем оставался верен себе.

И вот, наконец, настал час «икс». Услышав стук, Грин распахнул дверь… и с удивлением обнаружил на пороге вовсе не пару очаровательных девушек, а троих не слишком симпатичных мужчин.

– Эээ, – красноречиво заметил Грин. – Вы, кажется, номером ошиблись.

– Полноте, господин Поляков, – сказал один из мужчин, тот, что был заметно старше и вальяжнее двух оставшихся. – Разрешите войти.

Последняя фраза прозвучала скорее, как приказ, нежели просьба. Тем не менее, Грин отступил от двери, давая незваным гостям возможность прошествовать в номер.

Горобец, увидев троицу, от неожиданности открыл рот. А Грин в это время внимательно рассматривал пришельцев. Мужчина, что с ним разговаривал, обладатель пышных холеных усов, вне всякого сомнения, был хозяином, тогда как двое молчаливых громил выполняли функцию телохранителей.

– Как устроились, господа? – приторно вежливым тоном поинтересовался усач.

Его мордовороты замерли у входа в номер, всем своим видом давая понять, что никто, без ведома их хозяина, отсюда не выйдет, впрочем, как и не войдет.

– Нормально устроились, – сказал Горобец, снова обретя дар речи.

– Вижу, даже отпраздновать прибытие собирались?

И Соболев широким жестом руки указал на столик с джентльменским набором. Горобец подбоченился.

– А вы, собственно, кто такой?

– Мое имя Никита Сергеевич Соболев, – сообщил усач. – Я искренне рад видеть в своем родном городе столь успешных столичных тележурналистов. Можете садиться, господа.

– Спасибо, мы постоим. Чем обязаны? – сухо спросил Грин.

– Господа, видите ли, какая штука…

Соболев сложил ухоженные руки на груди, отчего стал выглядеть, словно священник на проповеди.

– Цель вашей поездки находится в сфере моих личных интересов.

– Вы что же – интересуетесь телевизионной журналистикой? – спросил Слава.

– Не язвите, молодой человек, – по-отечески молвил Соболев. – Меня, как и вас, интересует лосось. Наш знаменитый алтангаринский лосось.

Хорошо у них тут сарафанное радио налажено, – раздраженно подумал Поляков.

Соболев, между тем, продолжал свою пылкую речь:

– Я приехал сюда, когда мне было двадцать. Сейчас мне шестьдесят. Вся моя жизнь прошла в Новоалтанске. И смею вас заверить, что я всем сердцем люблю этот край, и нынешнюю миграцию лососевых воспринимаю с огромной скорбью. Как личную трагедию, если угодно.

Эстетствующий русич нашелся, – пронеслось в мыслях Грина. – О Сибири он радеет, как же.

В этот момент в дверь снова кто-то постучал. Соболев замолчал, а оба телохранителя вопросительно на него воззрились. Стук повторился. Соболев едва заметно кивнул головой, и один из громил протянул руку и открыл дверь. Тотчас в номер впорхнули две хорошенькие девушки. Осмотревшись по сторонам цепким, наметанным глазом, они затем удивленно переглянулись друг с другом.

– Так вас пятеро? – недовольным тоном осведомилась одна из девиц. – Уговор на двоих был.

– Да двое нас…

Горобец думал было реабилитироваться в глазах девицы, но та бесцеремонно оборвала его на полуслове.

– Сорян, козлики, но мы сваливаем! И доплаты не надо – мы не железные!

Соболев вновь подал своим людям едва различимый знак. Один из телохранителей отделился от стены.

– Идем за мной, – сказал он девушкам.

Обе девицы, похихикивая, последовали вслед за здоровяком.

– Вот до чего нас довела повальная демократия, – изрек Соболев, как только трио скрылось по ту сторону двери.

– Вы ратуете за возврат к тоталитарной системе? – усмехнулся Поляков.

– К тоталитарной – нет. Но я решительно против демократии.

Соболев выдержал некоторую паузу, после чего продолжил тоном записного политолога: