Полуночная роза

Вода почти закипела. Жизлен подошла ближе к очагу, надеясь, что это покажется ему естественным, — кухарка всегда озабоченно следит за тем, как поспевает обед.

— Если вы дотронетесь до меня, то я вас ударю, — прошипела она, осторожно приподнимая чугунок и прикидывая, сколько он весит. Он оказался чертовски тяжелым.

— Если я дотронусь до вас, вы подчинитесь. Показать? — Николас протянул руку. Кровать находилась как раз у него за спиной, и Жизлен понимала, что ему ничего не стоит кинуть ее туда, и овладеть ею с той же легкостью, с какой это проделывал мясник в Париже.

— Троньте меня, и я убью вас, — она в конце концов может толкнуть чугунок, и плеснуть кипятком ему на ноги. Заодно и на свои, но она перетерпит боль, а потом убежит.

— Вы уже повторяли это тысячу раз, — терпеливо сказал он, — но знаете ли, моя милая убийца, я готов на это пойти.

Стремительно наклонившись к очагу, она хотела толкнуть чугунок, но цепкие руки Николаса уже успели сковать ее запястья.

— Вот вы и попались, любовь моя, — сказал он.

— Это называется насилием.

— Нет, — ответил Николас, — не называется. Она пережила его пылкий поцелуй, пережила то, как он с силой потащил ее за собой и, швырнув на кровать, прижал своим коленом ей ноги, которыми она пыталась брыкаться. Пережила прикосновение его рук и то, как он прижимался к ней своим воз-бужденным телом, но вот нежности, ощущения внезапного тепла внизу живота и в груди, и еще проклятой тоски, которая охватила ее душу, она вынести не могла. Подняв голову, Блэкторн взглянул на нее и его глаза блеснули в полутьме.

— Вот видите, Жизлен, насилие здесь не при чем. Он снова хотел поцеловать ее, но она знала, что стоит его губам снова коснуться ее-и она пропала. Отворачиваясь, она с трудом выговорила:

— Я не стану вас убивать.

— Я так и думал, — ответил он, усмехнувшись.

— Я убью себя.

Эти слова заставили его остановиться. То, что она сказала, прозвучало коротко и убедительно, и она сама себе поверила. Николас был достаточно умен, чтобы это сразу почувствовать.

— Не надо трагедий, — произнес он беспечно. — Мы ведь уже выяснили, что вам не в первой. И потом, что скажет ваш католический Бог?

— Мой католический Бог умер на гильотине. Я — настоящее дитя революции, у меня нет веры. Если загробная жизнь существует, то она должна быть лучше, чем эта. Если вы будете продолжать, я это непременно выясню.

— Я вам не позволю.

Она медленно покачала головой.

— Вы можете не позволить мне убить вас, но вам куда трудней не позволить мне убить себя. Вокруг столько скал, рек, морей. Я могу выпрыгнуть на ходу из кареты, могу убить себя ножом, а вы и оглянуться не успеете. Вы не сможете мне помешать.

— А что заставляет вас думать, что мне есть до этого дело?

Жизлен выиграла первый раунд схватки и почувствовала это. Горько улыбнувшись, она ответила,

— Вам нет дела до меня, но не исключено, что вам не дают покоя жалкие остатки вашей собственной совести. Я буду преследовать вас по ночам. Я сведу вас с ума.

— Милая моя Жизлен, — устало ответил он, — это все чепуха по сравнению с тем, что вы уже со мной сделали. И я думаю, мне повезло.

Он снова прильнул к ней в долгом поцелуе. Жизлен хотелось кричать от возмущения, ей хотелось оттолкнуть его плечи, но вместо этого ру-ки ее обвились вокруг его шеи, она прижала его ближе к себе и впервые в своей жизни ответила на поцелуй.

Это было настоящее чудо, ей казалось, что она плывет, тонет, растворяется в соблазнительной сладости этого мига. Ей захотелось, чтобы он длился вечно.

— Гм… — знакомый голос Трактирщика проник сквозь похожий на сон туман, который обволакивал Жизлен. — Блэкторн…

— Убирайся к черту, Трак! — свирепо сказал Николас, не оглянувшись на своего бесцеремонно-го слугу, — сейчас же!

— Простите, сэр, но этого я как раз никак не могу сделать. У нас неприятности, и медлить нельзя.

На мгновение Николас оторвался от Жизлен, зарылся лицом в ее волосы, и она услыхала, как тяжело он дышит, пытаясь справиться с собой. Потом он вскочил с кровати, быстро отпустив ее, и ей захотелось сжаться от стыда и огорчения.

— Лучше бы новости оказались хорошими, — прорычал он, — и Жизлен почувствовала, что его охватило сейчас почти такое же бешенство, как когда он гнался за почтовой каретой.

На Трактирщика его слова не произвели никакого впечатления.

— Новости хуже некуда! — без обиняков сказал он. — Дейсон Харгроув с неделю как умер. Это и так нехорошо, а притом его женушка, чтобы ей посочувствовали, рассказывает на каждом углу историю, из которой получается, что вы отпетый негодяй.

Жизлен села, потянулась за своей одеждой, и вдруг с удивлением осознала, что ее платье даже не расстегнуто. Она только ощущала себя обнаженной в его руках.

— Николас Блэкторн негодяй? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал беспечно. — Кто может в это поверить?

Блэкторн искоса взглянул на нее.

— Вы быстро приходите в себя, ma petite, — пробормотал он, и Жизлен пожалела о своей несдержанности.