Полуночная тень

– Маги умеют создавать иллюзии, огонь, что не обжигает, воду, что не насыщает, бурю, что не уносит нас прочь. Любого можно обмануть. Фокусники, показывающие ложные чудеса, лицедеи, демонстрирующие наигранные эмоции. Всё что мы видим и чувствуем не существует, мы сами придумываем это. Мы слепы и глухи, – тыча пальцем в толпу, говорил мужчина. – Как же жить в мире, полном пустоты? Что, скажите мне, чувствует младенец, выходя из материнской утробы? Боль! – сам же ответил культист. – Что чувствует старец на смертном одре, прощаясь навеки с жизнью? Боль! – громогласно провозгласил мужчина. – Что сопровождает нас, когда уходят близкие, когда сердце разбивают любимые, когда мы режем палец острым ножом, когда травимся ядом?

– Боль, – крикнул кто-то из толпы.

– Что не покидает нас на протяжении всей жизни, заставляет проснуться, сбросить шоры с глаз, превозмогать себя, идти вперёд? Разве не боль толкает нас на свершения? В боли мы познаём себя, предел своих сил. Боль – единственная истина в этом мире, и в любом другом! Лишь познав боль можно достигнуть просветления и обрести способности, неподвластные понимаю смертных. Муки, агония даруют нам силы! Избавитель твердит, будто грешные попадут в Ад и будут испытывать боль, – усмехнулся культист. – Так вот я скажу им – и пускай! Адская боль сделает меня непобедимым! Мой дух, моё тело закалятся. Боль дарует мне бессмертие! – раскинув руки, провозгласил мужчина.

Он говорил так истово, что все вокруг, включая Реми слушали, разинув рты, внимали и в душе соглашались с каждым словом. Есть ли хоть один человек, что за всю жизнь не испытал боли? Нет. Каждый в душе вспоминал тягости и проникался верно подобранными словами культиста. Реми думал о несчастиях, постигших его после кончины дяди. Сколько выпало на долю шестилетнего ребёнка, сколько боли он испытал за свою короткую жизнь: пожар, потеря дяди, приют, смерть Сима, избиения, пытки, самопожертвование Николаса, попытки выжить в одиночку, сломанная рука, голод, бедность. Боль обнимала мальчика на каждом шагу точно родная мать.

В стороне от памятника на деревянной платформе был установлен стол, несколько культистов в красных мантиях привели человека в лохмотьях и принялись пристёгивать его кожаными ремнями. Мужчина рыдал и просил отпустить его, мольбы его оставались без ответа.

– Знает ли тот, кто причиняет боль другим, что они чувствуют в этот момент? – бросил в толпу проповедник из Кровавого Звездопада. – Состраданию учит Избавитель, но сам он хотя бы раз делил агонию, переполняющую человека в момент смерти? Он наказывает, но знает ли на собственном опыте страдания своей жертвы? Чему может учить тот, кто на себе не испытал своё учение? Я же обрекая на смерть других, в полном объёме испытаю их страдание. Вот настоящая вера! Мой бог живёт в моей боли, всегда! И сейчас, я разделю её с этим приговорённым преступником, – культист спрыгнул с постамента, прошёл среди людей, расступающихся в испуге, перед членом Кровавого Звездопада, поднялся на платформу и склонился над пристёгнутым на столе человеком.

Он что-то шепнул и провёл по щеке мужчины пальцем с острой железной печаткой. На лице преступника проступила кровь. Он заёрзал, пытался выбраться из хватки жёстких ремней, рядом толпились несколько культистов в красных мантиях. Люди на улице участливо поддакивали члену Кровавого Звездопада, когда тот продолжил:

– Ты никогда не задумывался, какую боль причиняешь другим. Но сейчас ты сполна прочувствуешь эту агонию! – повысил голос культист. Рядом со столом двое монахов поставили стойку с арсеналом оружия. Мужчина с белыми, забранными ободком назад, волосами пробежал рукой по ножам и топору, но взял острый штык и нацелил его себе в грудь.

Что он делает? Спятил? Он убьёт себя на глазах у толпы, думал Реми. Оглянувшись по сторонам, он заметил, что все наблюдавшие за представлением люди замерли в ожидании следующих слов и действий культиста.

– Ярсис, даруй мне силу свою! Боль станет проводником! Ярсис! Эта боль во имя твоё! – Мужчина, словно безумный, выкрикивал слова, обращённые к неведомому богу боли. Так вот как выглядит истинный фанатизм, подумал оборотень, наблюдая происходящее расширившимися глазами.

Культист с белыми, забранными назад ободком, волосами резким движением проткнул себя штыком в грудь. На миг мальчику почудилось, что он видит вместо человека скелет. Раздался крик прикованного к слоту смертника и дьявольский смех проповедника. Смех сумасшедшего. Смех живого мужчины, который только что, на глазах у толпы, проткнул себя штыком и продолжал стоять.

Мужчина, привязанный к жертвенному столу, задёргался, забился в истерике, хрипел и булькал; из его груди толчками выплёскивалась густая кровь, ровно в том месте, куда сам себя ударил культист, который продолжал стоять, раскинув руки, смотря в небеса с безумной улыбкой. Движения смертника замедлились, превратились в конвульсии, и, наконец, он затих; из его рта тонкой ниточкой стекала кровь.