Полуночная звезда

Пара мужчин стоят перед мостом, который ведёт ко входу во дворец, их взгляд остановился на главных воротах. Они о чем-то перешёптываются. Я медленно иду, затем поворачиваюсь, чтобы посмотреть на них. Один из них высокий и светловолосый, пожалуй, слишком светловолосый для кенетрианца, а другой низкий и темноволосый, с оливковой кожей и слабо выраженным подбородком. Их одежда намокла от мелкого дождя, будто они стояли на улице уже очешь долгое время.

О чем они шепчутся? Слова выползают из тени моего сознания, шёлкая когтями. Возможно они шепчутся о тебе. О том, как убить тебя. Даже твой сладкий воришка предостерегает тебя от крыс, которые могут проскользнуть через щели.

Я сворачиваю с пути, ведущего в купальню, и решаю проследить за мужчинами. Когда я пересекаю мост, оставаясь скрытой за моей невидимостью, они заканчивают свой разговор и продолжают свой путь.

Мои знамена Белой Волчицы, новые флаги страны, свисают с окон и балконов, бело-серебистые ткани запятнаны и намокли. Сегодня по улицам ходит только небольшое количество людей, все съёжились под плащами и широкополыми шляпами, поднимая грязь, когда идут. Я подозрительно их оглядываю, даже когда следую за двумя мужчинами.

Когда я иду, мир вокруг меня приобретает сверкающий блеск. Мои шёпоты становятся все громче, и лица проходящих людей начинают искажаться, как будто дождь размывает мои видения и смазывает влажными струями их черты. Я моргаю, пытаясь сфокусироваться. Энергия во мне сжимается, и на мгновение я представляю Энцо, тянущего нити связи через весь океан.

Теперь я достигаю двух мужчин и оказываюсь достаточно близко, чтобы отрывки их разговора доносились до меня, и я ускоряю свои шаги, любопытно слушая, что они скажут.

— … отправить свои войска обратно в Тамуранию, но…

— … трудно? Не думаю, что её будет заботить, если…

Они говорят обо мне.

Светловолосый мужчина качает головой, приветствуя одной рукой, когда расстроенно объясняет что-то.

— … и это, не так ли? Волчица не может позаботиться о том, меньше ли нам продают гниющих овощей на рынках. Я не могу вспомнить вкус свежего инжира. А можешь ли ты? Его собеседник кивает:

— Вчера, моя маленькая дочь спросила меня, почему у торговцев фруктами сейчас есть две груды продуктов, но они вручают свежую еду покупателям-мальфетто, а гнилую еду — нам.

Холодная, горькая улыбка кривит мои губы. Конечно, я создала этот закон, чтобы быть уверенной, что немеченые страдают. После того, как закон вступил в силу, я провела время обходя рынки, наслаждаясь тем, как немеченые гримасничают над гнилой едой, которую они принесли домой, заставляя себя есть от голода и отчаяния. Сколько лет мы ждали справедливого отношения к себе? Скольких из нас закидывали на улицах почерневшей капустой и мясом, наполненным опарышами? Воспоминания загораются, возвращаясь ко мне, и вместе с этим возвращается запах испорченной еды, которой однажды меня закидали. Клянусь, ваше гнилое оружие возвратится к вам и заполнит ваши рты. Ешьте, пока вам не понравится.

Мужчины продолжают дальше, не замечая, что я слушаю каждое слово. Если я раскрою им себя сейчас, упадут ли они на колени и попросят ли прощения? Я могла бы казнить их прямо здесь, пролить их кровь прямо на этой улице за то, что посмели использовать слово мальфетто. Я позволяю себе потонуть в мыслях, когда мы заворачиваем за угол и подходим к площади Эстенции, где проходят ежегодные скачки Турнира Штормов.

Этим утром площадь пуста, окрашена серым облаками и дождём.

— Если я увижу её сейчас, — говорит один из мужчин, стряхивая воду со своего капюшона, — я бы засунул эту гниль обратно в её рот. Дам испробовать ей это самой и посмотреть, стоит ли это того, чтобы есть.

Его спутник издает лающий смех. Такие смелые, когда они думают, что никто их не слышит. Я останавливаюсь на площади, но прежде, чем позволяю им уйти по своим делам, я открываю рот и говорю:

— Осторожнее. Она всегда наблюдает.

Они оба меня слышат. Они останавливаются и оглядываются вокруг себя, их лица полны страха. Они ищут, кто мог сказать это. Я остаюсь невидимой в центре площади и улыбаюсь. Их страх пронизывает, и когда это происходит, я глубоко вдыхаю, смакуя силы их энергии. Я искушаюсь протянуть руку и схватить эти нити. Но вместо этого, я просто наблюдаю, как мужчины бледнеют, как призраки.

— Пошли, — шепчет светловолосый, его голос дрожит от ужаса. Он начал дрожать, хотя я сомневаюсь, что это от холода, и в его глазах бусинами появляется намёк на слёзы. Его лицо размывается, как размывается весь мир вокруг меня, и на мгновение, я могу видеть чёрные прожилки на месте, где должны быть глаза, и розовую полоску там, где когда-то был рот. Двое спешат через площадь.