Полуночная звезда

Виолетта поворачивает свое лицо к Моритас в отчаянии.

— Дай ей вернуться, — говорит она.

Рыдания искажают её слова.

— Пожалуйста. Это не правильно, я не должна жить. Отпусти её. Я не хочу возвращаться без неё.

Но Моритас просто молчит, наблюдая. Сделка завершена.

Виолетта плачет. Она оглядывается на меня, потом прижимает свое тело ко мне, притягивая к себе. Я протягиваю руку и обнимаю её, и мы сцепляемся вместе в этом тумане. Моя сила убывает; даже нависать на Виолетте, кажется, отнимает все мои силы, но я отказываюсь отпускать её. Слёзы скатываются по моему лицу. Осознание того, что я умираю, тонет в моих тугих объятиях. Я никогда не увижу смертный мир. Я никогода не увижу

Магиано. Я чувствую, как разрывается моё сердце, и чувствую внезапный страх.

Страх — твой меч.

— Оставайся со мной, — шучу я. — Ненадого.

Виолетта склоняет голову мне на плечо. Она начинает напевать песню, знакомую песню, которую я не слышала уже очень давно. Та колыбельная, которую я пела ей, когда мы были маленькими, та, которую когда-то пел мне Рафаэль у берега эстенцианского канала, история о речной девушке.

— Первые Весенние Луны, — шепчет она. — Помнишь?

Я помню. Это был залитый солнцем вечер, и я протянула Виолетту сквозь поле золотой травы, которая росла на земле у нашего дома. Она смеялась, спрашивая меня, где я её брала, но я просто хихикала и прикладывала палец к губам. Мы проходили через ширь, пока не доходили до острого выступа, возвышающегося над центром нашего города. Когда солнце отбрасывало фиолетовые, розовые и оранжевые оттенки вдоль неба, мы ползли на животах к краю скалы. Искры цвета и света танцевали вдоль городских улиц. Это была первая ночь Весенних Лун, и начали появляться гуляки. Мы с восторгом смотрели, как взрываются фейерверки в небе, разбрасывая ещё больше цветов мира, а этот звук оглушал нас радостью.

Я помню наш смех, как мы неловко держались за руки, невысказанность между нами, то, что мы на мгновение были свбодны от отца.

— Сёстры навсегда, — заявила тогда Виолетта своим молодым голоском.

До смерти, даже в смерти, и за её пределами.

— Я люблю тебя, — сказала она, страстно нависая на мне, даже когда у меня заканчивались стлы.

Я тоже люблю тебя. Теперь я прислоняюсь к ней, истощенная.

— Виолетта, — бормочу я.

Я чувствую себя странно, бредово, словно жар охватил меня во сне. Слова звучат слабо и невесомо, от кого-то, кто напоминает мне себя, но я не уверенна, что я всё ещё здесь.

Я хорошая? Я пытаюсь спросить её.

Слёзы падают из глаз Виолетты. Она ничего не говорит. Возможно, она больше не слышит меня. Я отдаляюсь в этот момент, продолжая уходить.

Мои губы едва могут двигаться.

После жизни во тьме, я хочу оставить что-то, что состоит из света.

Обе её руки сжимают моё лицо. Виолетта смотрит на меня такой решимостью, затем тянет к себе и обнимает меня.

— Ты — свет, — отвечает она мягко. — И когда ты сияешь, ты сияешь ярко. Её слова становятся слабыми, и она начинает исчезать. Или, возможно, исчезаю я. Шёпоты внутри меня ушли, оставив вместо себя тишину, но я не скучаю по ним. Вместо них тепло Виолеттиных рук, биение её сердца, которе я слышу в груди, зная, что она покинет этот мир и вернётся живой.

Пожалуйста, шепчу я, и мой голос льется тихо, словно призрак. Скажи Магиано, что я люблю его. Скажи ему, что я сожалею. Что я благодарна.

— Аделина, — говорит Виолетта взволнованно, когда она продолжает угасать.

Я чувствую её слабее. — Подожди. Я не могу.

— Иди, — говорю я мягко, одаряя её грустной улыбкой.

Виолетта и я смотрим друг на друга, пока я не прекращаю видеть её. Потом она исчезает в темноте, и мир вокруг меня расплывается.

Я чувствую холодную землю под щекой. Я чувствую пульс моего погибающего сердца. Надо мной склоняется фигура Моритас, покрывающая меня милосердным покрывалом ночи. Я делаю медленный вдох.

Однажды, когда я буду ничем иным, кроме как пылью и ветром, какие истории они будут слагать обо мне?

Ещё один медленный вдох.

Другой.

Последний выдох.

Глава 29

Виолетта Амутеру

Существует старая легенда о Компазии и Эратосфене. Когда Виолетта садится на корточки, плача по умершей душе сестры, она думает о ней.