Полуночник Вэйян, или Подстилка из плоти

Небольшой разговор о «разных Дон Жуанах» подвел нас к аналогичной теме в китайской литературе и к ее центральному образу — аналогу западного Дон Жуана, который так же многозначим, как и западный герой. Он очень похож на европейских собратьев, но во многом не схож с ними. Речь пойдет о Вэйяне — герое китайского романа XVII века Ли Юя, имеющего броское название «Подстилка из плоти» («Жоу путуань»). У китайского героя есть своя предыстория и свои прототипы, что само по себе интересно, но требует особого разбора. Сейчас же мы отметим другое важное обстоятельство — ту атмосферу, в которой получили развитие тема и герой. В эпоху XVI–XVII веков (а речь идет прежде всего именно об этой эпохе — своего рода перевале китайской истории) китайское общество и его духовная жизнь переживали интенсивный и бурный период своего развития. Среди многих специфических черт этого времени можно, в частности, отметить широкую демократизацию жизни в связи с бурным развитием города, ростом городского сословия (своего рода третьего сословия), которому были свойственны свои привычки и вкусы, свои пристрастия и эстетические требования, что не могло не сказаться и на литературе. Поэтому не случайны, к примеру, в литературе известная «заземленность» сюжетов, относительная простота языка повествования, травестийность образов, натурализм изображения людей и жизни и многое другое. В этом сказалось стремление авторов отразить вкусы и настроения общества, приблизить поэтику литературы к эстетическим запросам широких общественных слоев. Одной из характерных черт литературы этого времени (в особенности прозы), в частности, являются нотки гедонизма и чувственности, откровенной эротики, которые в эту пору получают особо мощное звучание. Данная особенность изображения людей и явлений жизни характерна для многих жанров, но прежде всего для повествовательной прозы, романа и повести. Натуралистическое изображение быта и нравов стало если не общей, то весьма распространенной чертой многих произведений литературы. Появились литературные образцы, в которых тема плотских наслаждений, а отсюда и ярко выраженный гедонизм персонажей играли в поэтике произведений огромную роль. В эту эпоху известны, например, такие крупные произведения, как «Повествование о глупой старухе», «Жизнеописание господина Желанного» (или «господина для удовольствий»), и многие другие (заметим, кстати, что вышеназванные произведения читают герои нашего романа). Откровенный эротизм можно видеть во многих повестях из знаменитых коллекций Фэн Мэнлуна («Троесловие») и Лин Мэнчу («Рассказы совершенно удивительные. Выпуск первый и второй»), К числу подобных образцов конечно же относится и самое крупное произведение нравоописательного жанра — «Цзинь, Пин, Мэй» с его знаменитым героем-распутником Симэнь Цином, а также появившийся спустя несколько десятилетий роман Ли Юя «Жоу путуань», в котором «донжуановская тема», а точнее — тема чувственных наслаждений, звучит весьма громко и со своими специфическими нюансами.

Сюжет романа Ли Юя довольно прост. Он развивается как своеобразная авантюрная история, наполненная приключениями блудливого книжника — сюцая Вэйяна (своего рода китайского Дон Жуана), поставившего перед собой цель познать вкус жизни через прелести любви и сладость плотских удовольствий. Это произведение можно также назвать и своего рода романом нравов с элементами авантюрности и любовной интриги. Но это, так сказать, лишь внешние черты произведения. Роман Ли Юя более глубок, потому что затрагивает многие важные проблемы, волновавшие современников. Он имеет свою концептуальность, которая создает определенный философский подтекст, его настрой. Через многокрасочную оболочку любовных авантюр проступают очертания важной темы человеческой судьбы, человеческого предначертания и самого существования человека. В романе затрагиваются достаточно непростые этические и философские (религиозные) проблемы, которые волновали и западноевропейских авторов примерно той же поры. В связи с этим эротизм и «донжуанство» в романе приобретают особый смысл. Поэтому и саму эту тему никак нельзя сводить лишь к изображению плотских удовольствий.