Читаем Полуночное солнце полностью

Полуночное солнце

И все-таки, верный своей цели, Таули вел свое войско на новые стойбища русских. В дорогой малице на семи белых оленях он ехал впереди ненягов, и молчаливый Пани и веселый Микола сидели на его нартах как два самых дорогих друга.

Иногда Таули возвращался к хвосту няпоя. Угрюмо озирая тундру, он видел, как Тэйрэко тащит нарты с мертвым Янко Муржаном.

— Нет тебя со мной, Янко, — говорил тогда Таули, и Тэйрэко, шатаясь, с бьющимся сердцем бежал по аргишнице, догоняя няпой.

С каждым днем Тэйрэко становился дряхлее и дряхлее. Единственный глаз его, вечно затянутый слезами, казалось, совсем ввалился. Тонкие губы кривились беспомощно и жалко.

— Умрет он, — говорили неняги.

Но Тэйрэко не умирал. Он покорно вез свои тяжелые нарты и лишь в горах, на одном из привалов, позвал Пани.

— Ты муж моей дочери, — сказал он, — сделай мне добро: убей меня.

Но Пани отказался убивать. Тогда Тэйрэко позвал Нанук.

— Дочь моя, доченька, — сказал он и заплакал.

И Нанук тоже заплакала. Она долго утешала старика, но избавить его от жизни отказалась.

Хмурой ночью, когда стойбище ненягов заснуло мертвым сном, Тэйрэко прикрутил веревку к мокодану, там, где сходятся шесты, и, сделав петлю, накинул ее себе на шею. Веревка оказалась длинна. Тогда Тэйрэко стал на колени посреди потухающего костра. Желтый мотылек пламени, пробежавший по его малице, был последним видением его потухающего разума.

С гиком и посвистом мчались нарты победителей к горам Пай-Хоя. От топота оленьих копыт звенел наст. Луна, широколицая и хмурая, устилала их путь лилово-серебристой дорожкой, и песни ясовеев были бездумны и легки.

Мимо вымерших стойбищ, мимо разрушенных стойбищ мчались победители во главе с Таули Пырерко.

Они останавливались лишь для того, чтобы покормить усталых оленей, поправить упряжь, послушать молву, что, ветру подобна, за день прилетала со всех сторон.

И прошел Таули со своими друзьями по родной земле, и много русских острогов пало под натиском ненягов.

Царь посылал новые войска. Они вновь возводили крепости на месте сожженных и укрепляли Обдорск, готовясь к решительной схватке с самоядью. «Не хочет царь жить с нами в мире», — решил Таули, и еще больше ожесточилось его сердце.

С тех пор он казнил тундровых князьков, если они пытались сблизиться с русскими властями. Он отбирал у них стада и дарил их ненягам. Он стирал с лица земли их стойбища и рыскал по тундрам за стрелецкими сотнями и ясачными сборщиками.

Не доезжая до Обдорска двадцати оленьих передышек, среди хмурых ущелий Пай-Хоя Таули остановился.

Проходя по широкому стойбищу ненягов, он повелел развести такие костры, чтобы на них трое суток подряд варилось жирное праздничное кушанье.

Он одарил всех сказочников стойбища и попросил их перед новой битвой с русскими петь ненягам старинные сказки, прославляющие богатырей.

— Пусть это будут самые хорошие сказки, какие есть у нашего народа. Пусть после ваших сказок даже ребенок попросит лук, чтобы идти в сражение. Самый лучший из вас получит звание князя песни, — сказал он.

— Будет так, — ответили сказочники, и у широких костров началось состязание певцов и сказочников.

И много было сказок и песен в эти дни. Только все они были о битвах, войнах и победах. И Нанук сказала:

— Спойте нам о любви.

— Спой сама, — ответили певцы, — мы поем что умеем.

И Нанук сама спела песню:

Там, где заря с землей встречаются,Встретиться бы нам.Подобно облаку над озером,Встретиться бы нам.Двум ветрам быстрокрылымВ высоком небе,Встретиться бы нам.Подобно чайкам, далеко в море,Встретиться бы нам.Охой!Не до встречи нам!..Тоскливую песню моюВетер унес,Большую любовь моюРусский увез…В железном чумеНа большом костреВыжгли ему глаза…Охэй!Черные глаза,Охэй, иох-и,Черные глаза,Подобные звездам!Знать, встретиться намУ седьмого неба,У великого Нума,В стойбище правды.Охэй!Как тихо на всей земле —От восхода солнцаДо заката солнца!Посреди всех тундр,Посреди землиЛишь могила его одна…Как пуста земля без него!..Как он песню мою услышит?Оэй! Оэй! Иой!Нум! Верни мне его хоть на миг!..

Впервые за всю жизнь слышали такую песню неняги. Самый старейший и лучший сказочник и певец освободил для Нанук почетное место у костра, но она, смущенная этим, убежала в чум Таули.

Трое ненягов сидели в чуме Таули и тихо говорили ему:

Перейти на страницу: